Опять его глаза напротив. Наглый, пошлый, обезоруживающий взгляд. Взгляд, от которого я схожу с ума. Который как будто сигнализирует: готовься, сейчас нам будет очень горячо. И неважно, что было до этого. Неважно, что мы ругались, спорили, кричали.
В конечном итоге я оказываюсь у стены, он напротив меня. Так близко, что я чувствую запах его кожи, запускаю руки в волосы, тяну, чтобы его губы были еще ближе к моим, еще ближе, чтобы выпить без остатка. Сгореть в пламени страсти, отдаваясь ему, крича от наслаждения…
Звонок ворвался в эту агонию совершенно не к месту. В одно мгновенье смазал картинку, спугнул бушующие эмоции, хотя я и хваталась за них, надеясь, что обойдется. Не обошлось. Агония закончилась, звонок остался.
Я резко села на кровати, пошатываясь от сна и не открывая глаз, нашарила рукой телефон. Это был не он. Потрясла головой, сгоняя морок сна. Что за фигня? Комната тонула в темноте, звонили в дверь. Ну это вообще что-то из ряда вон.
— Я уже готова растерзать тебя, кто бы ты ни был, – пробурчала, шлепая босыми ногами в сторону двери.
Терзать, кстати, было за что. Наслаждаться подобными откровенными сценами я могла только во снах. Наслаждаться, если брать в расчет, что в этой сцене буду я, конечно. Кроме меня, как ни прискорбно признавать, там обосновался и Черненко.
С тех пор, как наши судьбы снова пересеклись, он, видимо, решил, что имеет на это право. Впрочем, в чем-то я была даже благодарна этим снам. Они точно были лучше кошмаров, в которых фигурировала моя севшая в тюрьму подруга.
Прошло уже три месяца с того дня, как она сдалась. Ее судили, дали тринадцать лет, и теперь она в тюрьме. А я мучаюсь мыслями о том, что в этом есть моя вина. Это ведь я к ней пришла, вытрясла из нее правду. Она могла сбежать, я уговорила бы Ветрова замять дело… Но я не смогла, и теперь моя подруга сидела в тюрьме, а я на свободе мучилась угрызениями совести.
Поначалу на меня напала бессонница, которая, конечно, выматывала, но зато повысила мою производительность. Будучи не в силах уснуть, я садилась за работу и перевыполняла планы.
Потом бессонница уступила место кошмарам. И когда отчаяние начало подбираться к критической отметке, внезапно пришло спасение: Черненко собственной персоной вкупе с самыми пошлыми вариантами развития событий. Черт знает, что в моем сознании решило, что сцены страсти меня успокоят, но они были точно лучше кошмаров.
