Санька валялся на диване и смотрел вместе с дедом кино по
телевизору. Показывали старый фильм про войну, дед его сто раз уже
видел, но все равно упорно смотрел от начала до конца,
предварительно отметив время показа в программке. “А зори здесь
тихие” рвали деду сердце, но он мужественно терпел. Иногда от
нахлынувших чувств он начинал шумно прихлебывать чай из чашки,
чтобы скрыть, что у него ком в горле опять стоит. Вот и сейчас дед
Иван засёрбал, украдкой покосился на внука, и потер глаза. Саня
сделал вид, что не заметил. Как всегда. Пошел рекламный блок, на
экране кудрявый вьюнош в белом запрыгал по ступенькам, и отчаянно
лажая запел про то, что у него что-то начинается. Понос у тебя
начинается, лениво подумал Санька, так повизгиваешь.
— От ити его мать! Кого в телевизор теперь пускают! — заругался
дед. — Голосок, как из жопы волосок - тонкий и нечистый. А туда же
лезет.
— Да ладно тебе, деда, сейчас таких туда не за голос
пускают.
— А за чего?
— За глубокие, луженые глотки.
— Какие еще луженые? — взъярился старик, — Вот в наше время
певцы были — Муслим Магомаев, Эдуард Хиль! Да тот же Лещенко. Как
запоют - душа радуется. А это что? Певец с погорелого театра.
Дед встал и пошел на кухню, долго гремел там посудой, потом
вышел с кружкой от которой пахло коньяком. На вопросительный
Санькин взгляд дед махнул рукой.
— Аж сердце защемило. Такую культуру просрали. … Это - для
нервов.
Нервы были сиюминутно успокоены.
Теплый летний вечер заглядывал в раскрытые окна, нежно перебирал
складки тонких занавесок, развешивал серебряную фольгу звездочек на
бархатном синем небосклоне. Пыль на улицах приглушала шаги редких
прохожих, к деревне Тихое подкрадывалась ночь.
Сане стало скучно, он вышел во двор, уставился в небо. До
полнолуния еще далеко. В доме Дошкиных горел свет, тихо играла
музыка. Он подумал, не пойти ли к Костику в гости, но тут в животе
заурчало и голод повел его на кухню. Пока дед досматривал фильм,
Санька успел пожарить картошки, пару кусков мяса, сходил с фонарем
в теплицу за огурцами, нарвал на грядке душистый укроп. А после
ужина и вовсе идти куда-то расхотелось. Даже домой. Позвонил
матери, предупредил, что ночевать у деда будет. Дед Иван был рад
компании, но через полчаса стал клевать носом, в полусне бормоча
ругательства в адрес современного телевидения, Ельцина, и местных
депутатов. Санька довел деда до кровати, уложил его и слушая мощный
храп, сотрясающий стены старенького дома, решил, что спать пойдет в
гараж.