Она не думала, что это будет
ТАК тяжело.
Ступени из кровавого мрамора,
словно лестница на эшафот, пусть казнь сегодня предстоит и не ей. В
рогатых чашах пляшут языки зеленого пламени, но она не чувствует
жара, по ее спине стекает холодный пот и все тело морозит лютая
стужа, похуже метелей, заметающих унылые пустоши Северного
Тульхейма. Впрочем, возможно, это лишь игра воображения, вызванная
ледяным презрением в глазах застывших у стен фигур. Даже те, на
кого она еще несколько дней назад могла положиться как на саму
себя, ныне смотрят с брезгливой жалостью и, самое паскудное, она
прекрасно понимает, что вполне заслужила ее. Да, она виновата, но
не могла поступить иначе.
Это не сессия и не игра. Это
нельзя остановить табу и стоп-словом, договориться о более мягких
условиях. Здесь все по-настоящему, ей остается лишь возносить
благодарственные молитвы за то, что ей хотя бы оставляют жизнь.
Впрочем, не стоит унижаться, вряд ли божество, властвующее здесь,
будет благосклонно к ее мольбам.
Слабая.
Трусливая. Недостойная.
Эти и более хлесткие
оскорбления она читает в обращенных на нее взглядах – и они режут
не хуже лезвий клинков, причиняя почти физическую боль. Последние
ступени даются особенно трудно. Она подходит к месту своего позора
– черному алтарю у ног исполинской статуи. Холодные, нечеловечески
прекрасные лики смотрят на нее, и равнодушие в этом взгляде ранит
больше, чем откровенное презрение в глазах сестер.
Отверженная.
Из небольшой двери за статуей,
пригнувшись, чтобы не задеть головой косяк, выходит Истязатель.
Почти три метра слепой злобы и ярости, с кожей цвета сырого мяса и
огромными мускулами. Клыкастая пасть скалится в похотливой улыбке,
багряные глаза жадно рассматривают опускающуюся на четвереньки
женщину. Когтистая лапа срывает с нее одеяние и тут же чешуйчатыми
кольцами свивается живая плеть. Кнут взлетает над ее головой, и она
с трудом сдерживается, чтобы не зажмуриться – не стоит усугублять
свой позор новым, не менее тяжким.
Плеть со свистом ложится меж ее
лопаток, оставляя на спине багровый рубец, сочащийся кровью. Удар
следует за ударом – красные полосы сливаются на коже в причудливый
узор, алые капли влажно поблескивают в свете зеленого пламени.
Соленый фонтанчик взрывается в ее рту, но она даже не чувствует
боли в прокушенной губе – столь незначительной она кажется в
сравнении с нечеловеческой болью, гуляющей по всему телу. Каждый
удар почти вбивает ее в пол, пригибает к ногам уродливого палача,
от унижения она страдает сильнее, чем от боли. Извиваясь, шипя
сквозь стиснутые зубы, она все равно находит в себе силы чтобы
подняться, с вызовом смотрит в багряные очи нависшего над ней
чудовища.
