Я знал одного мудреца, который даже зажимал нос, как только приходилось поднимать завесу будущего.
М. Салтыков-Щедрин.
«Помпадуры и помпадурши»
Сергей Сергеевич был жестоко простужен, и, наверное, поэтому все выборное действо проходило перед его взором в некотором тумане. Он мечтал об одном: чтобы этот день наконец завершился, и неважно, кто победит. Он пытался даже отпроситься после обеда, но председатель избиркома сказал: «Ты с ума сошел! Сейчас с огородов народ хлынет».
И тут же вылезла Митрофанова, заявившая, что необходимо доставить урну пенсионерке Самохваловой на Лесистую, 20, потому что у нее (пенсионерки) отнялись ноги, но она желает выполнить свой гражданский долг.
И вот тогда Сергей Сергеевич взбунтовался. И поставил условие: он пойдет с урной, но требует сопровождающее лицо, которое эту урну вернет на участок. А сам он отправится домой, болеть.
После небольшого спора Сергей Сергеевич отстоял свое право умереть в домашних условиях. Они пошли вдвоем с Мишенькой из техникума, а за ними увязался наблюдатель от национально-патриотической партии, Ким Корай, приехавший в Веревкин с юга, а потому обозленный на всех кавказцев и прочих лиц темноволосых национальностей.
Идти было недалеко, одну автобусную остановку, но пешком. Мишенька, невысокий увалень с проводом в ухе, с помощью которого он наслаждался тяжелым роком, нес урну, прижав к груди. Сергей Сергеевич брел за ним, а маленький, высушенный жизненными неладами и нелюбовью Ким Корай старался идти рядом и все сбивался на рысь.
– Мы наладим нормальную жизнь, – говорил он. – Потому что имеем концепцию очищения национальной идеи. Барбудов прошел Афган и Чечен, всюду налаживал. Хватит нам расхлябанности. Понастроили коттеджей из гранита на вольных просторах, а мы задыхаемся в коммуналках.
Он и еще что-то говорил, но Сергей Сергеевич слушал плохо.
Ким Корай жил в собственном, изобретенном им с помощью еженедельника нацпатриотов «Налево!», приятном и тревожном мире. Там он сводил счеты с врагами, изгонял чужаков, наводил порядок и твердое распределение.
Мишенька был аполитичным молодым человеком, он хотел торговать кассетами, но оказался слишком ленив, и кассетами торговали другие, которых Ким Корай не любил.
Ким Корай сказал, что пошел с ними потому, что от каждого голоса может зависеть будущее.