И тут капитан Чернышев понял, что именно так и начинается шизофрения.
– Вы что-то путаете, товарищи! – убежденно сказал он – Этого быть не может. Ваша загадочная рука появилась, скорее всего, вот отсюда…
Он показал на черную портьеру, наглухо закрывавшую окно, – свет снаружи здесь, в этом закутке, в трех шагах от сцены, был совершенно некстати.
Главный режиссер Берман отдернул портьеру. Оконный переплет, стекло, подоконник – все было покрыто вековой пылью и грязью.
– Окно сто лет не открывали. Теперь и захочешь, а не сумеешь, тем более снаружи, – сказал режиссер.
– Вы тоже верите, что эта чертова рука возникла из шкафа? – с надеждой на решительное «нет» спросил Чернышев.
– Это маразм, – ответил режиссер, – но это так!
История была предурацкая.
Шел спектакль «Ромео и Джульетта». Роль Джульетты исполняла режиссерская жена. Годы никого не красят, и для такой юной роли жене изготовили роскошный длинный и кудрявый парик. С собственными своими волосами она давно уже на сцене не показывалась.
И вот стоит эта стареющая Джульетта за кулисами в ожидании своего выхода. Прямо перед ней – лесенка в три ступеньки, ведущая на сцену. Рядом с лесенкой, возле задрапированного окна, железный и вечно запертый шкаф. Потом, если по периметру помещения, это самое окно, стена с вешалкой, дверь на служебную лестницу, опять стена и проход за сцену. Спрятаться, в общем, негде.
Стоит Джульетта и беседует со своей подружкой юношеских лет, которая тогда была моложе и перспективнее, а сейчас играет Джульеттину няню. Великое в театре дело – личная жизнь с главным режиссером. И вот уже пора Джульетте резвой девчачьей побежкой выноситься на сцену. И ставит уже Джульетта отягощенную варикозным расширением вен ножку на первую, чуть подсвеченную снизу слабой лампочкой, ступеньку, и тут происходит черт знает что.
Дверь шкафа отворяется, оттуда высовывается черная рука, вцепляется в парик, сдирает его вместе со шпильками и исчезает в шкафу.
Естественно, Джульетта вздрагивает, а кормилица начинает ломиться в шкаф. Дверь не поддается.
Осознав, что давно пора быть на сцене, а с убогим хвостиком на затылке это ну никак невозможно, Джульетта начинает метаться по закутку, сшибает вешалку со средневековыми плащами и, наконец, шлепается на пол.
Сверху прыгает разъяренный помреж, бросивший на произвол судьбы пульт и растерянных персонажей на сцене. Он жаждет знать, какого хрена Джульетта задерживается. Увидев ее без парика, помреж столбенеет. И его разбирает истерический хохот. Все – Скандал. Занавес.
