…Толик шел бесконечными лестницами и коридорами, которым, казалось, никогда не будет конца. Точнее, его вели. Не под конвоем, разумеется, – сопровождающий был в штатском, – но все равно вели, и это повергало Толика в состояние тоскливой прострации.
Изнутри «грозная» контора выглядела довольно безобидно и вполне могла бы сойти за какое-нибудь министерство или главк, если бы не этот безмолвный сопровождающий с индифферентным лицом и не эти металлические сетки в лестничных пролетах…
* * *
…Доброжелательный следователь вот уже час водил отупевшего Толика по кругу одних и тех же вопросов, от которых свербило в желудке и раскалывалась голова…
– Скажите, а кому принадлежит идея выпустить самиздатовский журнал «За проволокой»?
– Вы обещали задавать такие вопросы, на которые я мог бы ответить односложно – «да» или «нет»!..
– Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Инициатором этого издания был Евпатий Воронцов?
– Не знаю…
– Глупо. Вы не можете не знать. Вы же были одним из авторов журнала. Итак, Евпатий Воронцов?..
– Ну допустим…
– Такой ответ может иметь широкое толкование. Давайте конкретнее. Да или нет?..
– Ну да…
– Значит, Евпатий Воронцов. А кто еще входил в состав редколлегии?..
– Я же предупредил, развернутых показаний я давать не буду!..
– Вы ведь, кажется, отказник?.. Три года пытаетесь выехать за рубеж на постоянное место жительства?..
– Ну и что?..
– Ничего. Просто личное любопытство. Итак, вы не желаете назвать имена членов редколлегии?..
– Не желаю!..
– Тогда я сам назову. А вы только засвидетельствуете – ошибаюсь я или нет. Аглая Воронцова?..
– Н-нет…
– Подумайте как следует. Ложные показания могут обернуться против вас. Я же веду протокол. Итак, Аглая Воронцова?..
– Ну предположим…
– Ваши предположения меня не интересуют. Мне нужен исчерпывающий ответ. Принимала ли Аглая Воронцова участие в создании журнала?..
– Ну да…
– Игорь Федоренко?..
– Да.
– Лариса Федоренко?..
– Да…
Расплылось и исчезло лицо следователя… Обмякла и обесформилась комната… Стушевался заоконный пейзаж… Толик снова шел бесконечными коридорами в сопровождении анонимного паренька с незапоминающимся лицом. Он не слышал хлопанья дверей, треска пишущих машинок, не слышал даже стука собственных каблуков. Все шумы исчезли. В гулких коридорах метался только его собственный голос, искаженный до неузнаваемости, точно записанный на магнитофонную пленку и размноженный тысячью динамиков: «Да… Да… Да… Да… Да…»