Стояло погожее майское утро. На небе не было ни облачка, теплый ветерок лениво поигрывал нежной молодой листвой, в кронах деревьев на все лады звенели голоса невидимых птиц. Солнце припекало уже совсем по-летнему, и на стоянке университетского городка, куда Майкл и Нэнси зашли, чтобы забрать свои велосипеды, было довольно жарко, но в прилегающем к Эллиот-хаусу парке царила благословенная прохладная тень.
Выкатив велосипеды на дорожку, они на мгновение остановились, улыбнулись друг другу. Солнечный свет играл и переливался в темных волосах Нэнси, и Майкл, любуясь ею, неожиданно почувствовал себя таким счастливым, что ему тоже захотелось запеть вместе с птицами.
Нэнси встретилась с ним взглядом и вдруг начала смеяться.
– Ну что, уважаемый доктор[1] Хиллард, как вы себя чувствуете? – лукаво спросила она.
– Спроси об этом через пару недель, когда мне официально присвоят степень.
Он улыбнулся и тряхнул головой, отбрасывая со лба упавшую на глаза прядь светлых волос.
– Да плевать на твою степень! Я имела в виду, как ты себя чувствуешь после вчерашней ночи?
Нэнси снова рассмеялась, и Майкл шутливо шлепнул ее пониже спины.
– Ах ты, хитрюга! А как вы себя чувствуете, мисс Макаллистер? Вы еще можете ходить?
Перекинув ногу через седло, Нэнси обернулась к нему и показала язык.
– А ты? – спросила она и, оттолкнувшись от земли, покатила вперед, легко вращая педали новенького велосипеда, который он подарил ей на день рождения несколько месяцев назад.
Майкл любил ее. Он влюбился в Нэнси сразу же, как только впервые увидел ее два года назад. Одного взгляда было достаточно, чтобы Майкл понял – о такой женщине он мечтал всю свою жизнь.
До этого Майкл чувствовал себя в Гарварде довольно одиноко и был совершенно уверен, что его жизнь и дальше будет продолжаться в том же ключе. То, чем довольствовались другие, его почти не привлекало. В студенческие годы Майкл, как и все, много встречался с бойкими девицами из Рэдклиффа, Вассара или Уэллсли, но каждый раз обнаруживал, что ему чего-то не хватает. Он хотел большего – индивидуальности, содержательности, души.
Нэнси была особенной, ни на кого не похожей девушкой. Майкл понял это в тот самый момент, когда впервые увидел ее в Бостонской галерее, где выставлялись ее картины. Пейзажи Нэнси трогали его своей загадочностью и духом одиночества, который, казалось, незримо витал над туманными пустошами и горными хребтами, а портреты были проникнуты какой-то особой искренностью, и Майкл несколько раз ловил себя на том, что испытывает теплые чувства и к изображенным на холстах людям, и к художнице, которая нарисовала их с таким сочувствием и любовью.
