Огромный, похожий на медведя мужик несся по тускло освещенной улице, размахивая пистолетом. С подобным парнишкой не захочется столкнуться нос к носу даже ярким солнечным утром в толпе, состоящей сплошь из милиционеров. Уж слишком походил мужчина на зверя. Он бежал молча, сосредоточенно дыша, изредка выкрикивая ругательства. Я почувствовала, как от ужаса сжимается желудок и начинает болеть голова. В этот момент раздался тихий щелчок. Преследователь коротко всхлипнул и плашмя рухнул вперед. Тело его замерло на мостовой, из-под головы медленно-медленно стала разливаться блестящая, темно-бордовая лужа.
Я вздохнула и почувствовала, как «рука», сжимавшая желудок, моментально убралась.
– Ладно, – сказал Сережка, щелкая пультом, – пора спать. Завтра рано вставать.
Видик начал перематывать кассету.
– Все-таки мне больше нравится, когда все хорошо заканчивается, – зевнула, потягиваясь, Катя.
– Мне тоже, – согласилась Юля.
– И мне, – пискнул из угла Кирюшка.
– Не понял! – моментально отреагировал Сережка. – А ты что здесь делал?
– Кино смотрел, – заявил мальчик, вылезая из укрытия.
– Совсем офонарел, – возмутился старший брат, – завтра в школу, в семь вставать!
– Ну и что, – ответил младшенький, – а тебе на работу, и тоже в это время из кроватки вылезать!
– Что позволено Юпитеру, не позволено быку, – вскипел Сережка, – между прочим, мне двадцать пять, я женатый человек и имею право делать, что хочу, а тебе еще и двенадцати не исполнилось, и ты обязан соблюдать режим. Марш в кровать!
– Нет такого закона, – занудил Кирюшка, – чтобы женатому человеку разрешали смотреть телик, а холостому – нет. Скажи, мамуля!
Катя вздохнула, но, решив не вмешиваться в спор, миролюбиво заметила, выходя из комнаты:
– Давайте лучше чаю попьем.
– Вечно ты ему потакаешь, – не успокаивался Сережка, – меня так в одиннадцать лет от видика в девять вечера каленым железом прогоняли.
– Когда ты был в возрасте Кирюшки, – хихикнула Юля, тоже уходя из гостиной, – видаки стояли дома лишь у членов Политбюро, и тебе скорей всего злая мать не давала смотреть «Спокойной ночи, малыши».
Сережка, не найдя, что сказать, молча смотрел вслед жене. Кирилл хихикнул:
– Жуткое у тебя было детство, Серый!
Старший брат побагровел и уже хотел отвесить подзатыльник младшему, но тот ужом скользнул в приоткрытую дверь, и из кухни незамедлительно донесся его звонкий голос: