Арт Мэтьюз застрелился – шумно и нелепо; в самом центре смотрового круга, во время скачек в Данстэбле.
Я был футах в шести от него, но он проделал это с такой быстротой, что будь я в шести дюймах и то не успел бы помешать ему. Он шел впереди меня из раздевалки – кожаная куртка цвета хаки наброшена на жокейский камзол. Сдвинув узкие плечи, сгорбившись, он, казалось, глубоко задумался. Я заметил, как он слегка споткнулся, спускаясь со ступенек весовой. И когда кто-то окликнул его, он словно и не слышал.
А между тем это был самый обычный путь к скаковой дорожке и самые обычные скачки, ничем не отличавшиеся от сотен других.
Когда он спокойно разговаривал с тренером и владельцем лошади, на которой ему предстояло скакать, невозможно было предположить, что сейчас он сбросит куртку, выхватит из-под нее большой автоматический пистолет, приложит дуло к виску и нажмет курок. Без всяких колебаний. Не задумавшись, чтобы окончательно все взвесить. Не попрощавшись.
Обыденная небрежность его поступка была не менее потрясающа, чем результат. Он даже глаз не закрыл, упав ничком и ударившись лицом о землю. Шлем соскочил и откатился в сторону.
Пуля прошла сквозь череп. Звук выстрела эхом разнесся по паддоку. Головы зрителей вопросительно обернулись, и оживленный гул, доносившийся с трибун, постепенно стал стихать. Наконец все замолкли перед лицом потрясающего, невероятного, но бесспорного факта – то, что осталось от Арта Мэтьюза, лежит теперь на яркой зелени смотрового круга.
Пожилой владелец лошади, на которой Арту предстояло скакать, мистер Джон Бреуор беззвучно разинул рот, глаза остекленели от удивления. Его полная, молодящаяся жена рухнула на землю в глубоком обмороке. Тренер Корин Келлар упал на колени и потряс Арта за плечо, будто еще можно расшевелить того, у кого прострелена голова.
Солнце светило ярко. Шелк камзола на спине Арта блестел голубым и оранжевым. На белоснежных брюках ни пятнышка, скаковые сапоги начищены до блеска. И я как-то не к месту подумал – он был бы доволен, что хоть фигура его выглядит так же безукоризненно, как до выстрела.
Торопливо подошли двое распорядителей скачек и замерли, уставившись на голову Арта: разинули рты от ужаса. Их обязанностью было присутствовать при каждой проводке лошадей по смотровому кругу, чтобы стать свидетелями или третейскими судьями, если случится какое-либо нарушение правил. Но ни с чем, нарушающим правила сильнее публичного самоубийства жокея высшего класса, им, как мне кажется, сталкиваться не приходилось.
