Есть в центре Великого Города, на самой главной его улице – Невском проспекте – знаменитое во все времена кафе.
В годы нэпа, застоя и перестройки славилось оно своими тортами и своим, фирменного приготовления, мороженым. Менялись власти, деньги, даже политическое устройство и название кафе – сейчас оно именуется «Сибарит», и не меняется только традиционно высокое качество «сибаритской» выпечки и популярность у горожан и приезжих.
У входа в «Сибарит», прямо на проезжей части, остановились одна за другой три машины – два черных, величиной с небольшой автобус, джипа, а между ними – битая и езженая «копейка», чей капитальный ремонт обошелся бы дешевле покупки нового колеса для одного из джипов. Дверцы джипов одновременно раскрылись, из машин вылезли четверо молодых, хорошо одетых мужчин, привычным движением расстегнувших пуговицы дорогих пиджаков так, что опытный наблюдатель мог заметить ремни наплечных кобур, и замерли, зорко осматривая текущую по Невскому толпу.
Убедившись, что прохожие не представляют опасности для их подопечного, двое подошли к «копейке» и открыли заднюю дверь. На неяркое весеннее солнце выбрался высокий худой старик, выглядевший так же затрапезно, как и машина, на которой он приехал. Черные, лоснящиеся на коленях брюки, клетчатая рубашка, из тех, что прежде назывались «ковбойками», поверх – вязаный, собачьей шерсти жилет, на ногах – короткие обрезанные валенки, из которых выступали длинные, почти до колен, шерстяные носки домашней вязки.
Старик тоже огляделся, но не так, как его спутники, а спокойно, по-хозяйски, как осматривает свой участок приехавший после зимнего перерыва владелец шести соток в дачмассиве Пупышево. Потом поднял глаза в блеклое, не набравшее еще летних красок, небо, посмотрел, не щурясь, на солнце, улыбнулся, словно довольный увиденным, и неспешно направился к входной двери кафе, тщательно обходя лужи и обильный городской мусор.
Гудевший разными голосами зал обернулся на вошедших и почему-то разом замолк, даже молодежь в дальнем углу перестала смеяться своим детским шуткам. А старик и два его спутника не торопясь прошли через весь зал почти до служебных помещений и, отдернув тяжелую с кистями портьеру, вошли в скрытую от посторонних глаз комнату, ту самую, которую знающие люди называли между собой «каморка папы Карлы».