Цветы и пепел

В детстве мне казалось, что мир четкой линией разделен на черное и белое, но по прошествии сорока лет я понял, что это не так.

— Где они прячутся? Отвечай!

Мой личный палач, мой верный пес замахнулся плетью. Звук удара перекрыл стенания пленников. Узник, прикованный к пыточному столбу, содрогнулся. Земля впитала свежую кровь.

— Отвечай! — вторил каменный голос конвоира.

В комнате пыток повисло напряженное молчание. Я взглянул на людей, что, как стая затравленных волками овец, забилась в угол. Грязные, лохматые, худые, омерзительно пахнущие — очередная десятка пленных ничем не отличалась от предыдущей. Их будто бы чеканили в местных кузнях — всех по одному образцу. Когда-то я умел различать среди них женщин, детей и стариков, но теперь этот дар был потерян. Я видел лишь безликую массу. Конечно, перед отправкой на Жатву этой массе придадут более-менее человеческий облик: отмоют и переоденут в тюремные робы, дабы не портить величественный вид императорского замка гнусной чернью. Жаль, я эти преображения не увижу, потому что во тьме обитаю, а они вознесутся к свету.

— Где ставка мятежников?! Говори, смутьян!

И снова удар плети. Кровь брызнула под ноги. Я отступил к длинному коридору. Это забытое светом подземелье стало моим домом. Не проходило ни дня, чтобы я не проклинал его. Мерзкая усыпальница! Давным-давно здесь хоронили а́лаксов[1], членов Высшего Совета[2] и других приближенных к богам, к Мудрым[3], ну а сегодня в их же склепах держали воров и преступников. Кто-то назвал бы сие богохульством и оскорблением памяти предков, однако я назову их выполнением приказа великого императора. Ему виднее, как правильнее поступать.

— Я не скажу вам ни слова, — прохрипел отрывистый голос. Дикие глаза, изодранная в клочья одежда — казалось, еще немного, и юноша в центре комнаты превратится в диковинного зверя.

Он поднялся на колени. Подвергаемых истязанию никогда не приковывали к пыточному столбу до полного обездвиживания тела, всегда оставляя несколько сим[4] для маневра. Металлические наручники не позволяли полностью уклониться от удара, однако давали человеку призрачную надежду спастись.

Палач отошел на несколько шагов назад, чтобы отряхнуть плеть.

— Если продолжишь молчать, он забьет тебя до смерти, — сказал я, выходя из тени к бронзово-зеленому свету масляного фонаря. — Разве ты хочешь умереть здесь?