— Лё-о-ша!!! Лё-о-оша!!! Ты где есть-то, дурак эдакой?! От
прости Господи, не повязло, всю жизню мучаюся с самодуром этим
чёртовым…
Так у бабы Нюры начиналось каждое утро, не исключая и
сегодняшнего дня. С их половины избы всегда доносились её крики,
причём голоса самого деда Лёши, как правило, почти не было
слышно.
— Дурак!!! Ты пошто стремянку-то взял? Лё-о-ша! Я кому сказала —
положь! Ня трожь!!! Положь, тебе говорят!!!
Стоял холодный ещё, но светлый, пахнущий талым снегом,
свежевспаханной землёй и едва проклюнувшейся молодой травкой
весенний день. Пели, как оглашённые, птицы в палисаднике, орали
петухи. Дурманящий весенний воздух кружил голову; хотелось петь
вместе с птицами, и бегать, бегать целыми днями по деревне,
отыскивать первые цветы мать-и-мачехи на проталинках. Ничего, что
кругом лужи и островки грязного снега; ничего, что от пашен тянет
навозом. День этот, весенний, авитаминозный, но такой светлый,
словно бы напитанный тончайшими паутинками солнечного света и
счастья — был бы великолепен, если бы не омрачали его эти бабкины
крики, к которым Даша в свои неполные десять лет, впрочем, уже
давно привыкла.
— Опять твои воюют… — снисходительно бросила Кристина, Дашина
соседка, что жила с матерью и дедом на другой половине избы.
— Они всегда воюют, — сказала Даша, скалывая каблуком старого,
облезлого сапога весенний ледок на луже.
— Глупые… — хмыкнула Кристина, — Если бы я могла выйти замуж,
никогда бы не кричала так на своего мужа.
— Выйдешь, когда вырастешь…
— Нет, — сказала девочка и тень легла на её худое востроносое
личико с белесыми бровями, — На калеках, как я, не женятся. Знаешь,
как моя мама говорит: муж любит жену здоровую, брат сестру
богатую…
Кристина не ходила сама; мать иногда выносила её на крыльцо,
когда убиралась в горнице. Но это бывало крайне редко. Даша всегда
с нетерпением ждала момента, когда можно будет увидеться и
пообщаться с больной девочкой. Кристина была всего на два года
старше Даши, а как много она знала! Сколько книг прочитала —
наверно, всю их деревенскую библиотеку. Даша тянулась к ней, как
хилые домашние герани бабы Нюры — к жиденькому свету сквозь мутное
стекло слепого окошка.
— А я бы женилась на тебе, правда-правда! Ты чудесная. Как жаль,
что ты не моя сестра…
Кристина слабо, снисходительно улыбалась.
