Сезон пурги и пепла (Павел Беляев) - страница 2

Размер шрифта
Интервал


– Ну, и как там чего?

Молодой ухмыльнулся и заговорил. Он рассказал местным о заморских гостях с дальних берегов Шонь Рю и Мошуарских островов. Поведал, как собственными глазами видел чернокожих муринов, что привозили на торг прекрасных белокурых рабынь из Бараа-Тору. О загадочных чудах из таинственного Саахада, что запросто ходили по раскалённым углям, но до смерти боялись простого солнца.

Местные дивились и загадочно переглядывались. Их так и подмывало в свою очередь выложить какую-нибудь байку, дескать, нет-нет да и у нас случается что-то интересное. Мужики рассказали про местных сумасбродных ведьм, что имели дурное обыкновение травить скот и насылать мор на всю округу. А то ещё и помыслы греховные добрым мужам внушать – дедеровы отродья! Сказывали о дальнем диковинном дереве, что способно исполнить любое желание, только бы ты отдал ему своих ещё даже не рождённых детей.

– А, это всё байки. Дерево желаний вообще очень старая легенда, – отмахнулся молодой. – А я вам толкую о том, что видел собственными глазами.

Задетые таким небрежением к собственным словам мужики хитро переглянулись.

– А что, коли мы расскажем тебе, парень, мол, всего в тринадцати верстах отсюда в глухой тайге затерялась проклятая весь, от которой давно уже отвернулся сам Господь? Тамошние жители давно утратили человеческий вид и ходят с птичьими головами, а для вящего наказания над ними поставлено кровавое языческое божество…

Пришлые многозначительно переглянулись между собой.

– Тоже байки, – усмехнулся молодой. – Или ты, может, способен провести нас туда?

Мужики замолчали. Даже пламя будто стало тише, сжавшись в очаге. Свечи мигнули, а через мгновение и их огни съёжились. Полумрак сгустился, став почти осязаемым.

– Я так и думал, – усмехнулся красавчик.

– Отчего ж не провести, – медленно, глядя молодому прямо в глаза, проговорил мужик. – Можно и провести, коль вам шкура своя жмёт. Но только до заветного места, а там, ребята, сами. Уж не взыщите…

Молодой ухмыльнулся. Старый отнял от губ кружку с квасом и заметил:

– Чтобы увидеть такое диво, и умереть не срам.

Они выдвинулись на рассвете. Мужик-провожатый, что назвался Мстивоем, немногословный старик Пазей и его не то сын, не то друг – Азарь.

Утро выдались сухим и погожим, не в пример минувшей ночи. Тугие кожаные сапоги с меховым подбоем месили дорожную грязь. Жарко грело солнце.