Впрочем, все мы таковы, верно? Там не вышло – здесь добираем. Пенис в неисправности – будем всему миру доказывать свою интеллектуальность; интеллекта нет – будем брать хитростью или кулаком; кулака нет – будем трахать баб, кто больше; трахомет не работает – будем доказывать интеллектуальность… На колу было мочало – не начать ли нам сказочку сначала?
…Как всегда, отвлекся. Поток сознания. Если бы он вздумал писать в этом патологическом жанре литературы, похожем на непроизвольное мочеиспускание, то он затопил бы своим потоком всю планету. И еще для соседних галактик хватило бы.
Черт, опять отвлекся. Очередь уже подходит! Внимание!
Она подняла глаза от кассы:
– Двести сорок рублей ровно.
Перед ней стоял картинный блондин с ослепительной дежурной улыбкой на лице. Тоня сухо поджала губы: пусть себе сияет медным тазом, раз ему охота, – а ей до него дела нет!
Но невольно, но нечаянно ее взгляд чуть задержался на лице красавца. И тут его улыбка вдруг стала линять, медленно сползать, и вместе с ней и лицо его словно осунулось.
И он выдохнул:
– Какие у вас глаза… Никогда таких не видел…
Он помотал головой.
– Бррр… В них можно утонуть…. Вы ведь знаете, что в них можно утонуть? Вы, наверное, русалка? Утаскиваете неосторожных купальщиков на дно?
Голос его был необычайно серьезен. Тоня так растерялась, что только и могла молча глазеть на него. Подобного ей никто никогда не говорил.
– А там, на дне… – понизил он голос, сойдя до хриплого, прерывающегося шепота. – Там вы защекочете насмерть, да?..
…Все всколыхнулось в ней от этих слов, как темные водоросли на глубине, взметнулось мутным облаком песка со дна, поднятого рыбьим хвостом, – задрожавшим, забившимся в экстазе от русалочьего счастья держать в руках гладкое человеческое тело…
…Что за бред! Тоня едва заметно выдохнула, сделала строгое лицо и выбила чек.
Но потрясающий блондин ей улыбнулся – и она невольно вместе с ним.
Он готов был держать пари: при словах о русалке все ее закисшие в никчемности гормоны зашевелились, затолкались, задышали и, жадно хватая кислород, помчались, оголтелые, по сосудам. Ее девичья матка сжалась в трепетном и сладострастном страхе, а затем решительно расправила упругие стенки и завибрировала, испуская волны, заставляя содрогаться каждую клеточку тела… Всего лишь на секунду, на крошечную секунду в глазах кассирши поплыл туман, затруднилось дыхание – и она сразу взяла себя в руки. Но он, он все успел увидеть, словно сидел внутри ее тела, словно стал ее частью. Это он плыл туманом в ее глазах, это он бежал гормонами в ее крови, это он разливался томными волнами в низу ее живота, это он хмелем ринулся в ее мозг!