Это могли быть разбойники, коротающие ночь в чаще, далеко от
хоженых троп. А то и хуже, шайка мародеров из местных, ничего не
боявшихся, злобных, испорченных ублюдков. Могли быть солдатики из
королевского войска: они-то, даже если и не поделятся похлебкой и
теплой одеждой, от костра не прогонят, и не отберут последнее. Хотя
и солдаты разные бывают, некоторые что твои разбойники, оборванные
и нищие, до чужого добра жадные.
А то и проще — всего лишь крестьяне, перебирающиеся в безопасные
места, подальше от сгоревших домов и вооруженных стычек.
Могли быть — но не были. У затухающих углей лесного костра, под
черными сплетенными ветвями деревьев, собрались зимние духи. Огонь,
верно, украли. У них-то ни умений, ни смелости разжечь его не
хватило бы. Они жались поближе к мерцающему свету, протягивая лапы
и руки к теплу. Странные, невиданные существа собрались в самую
длинную ночь в году со всего леса, одни косматые как звери, другие
на людей похожие, разве что высокие чересчур или, наоборот,
крошечные, а какие-то и вовсе словно сухие изломанные ветки,
коряги, груды сухих мертвых листьев.
Духи наверняка уже знали, что он стоит за стволом дерева, совсем
недалеко. Некоторые искоса поглядывали в его сторону, а кто-то даже
хихикал и цокал зубом. "Ууу, мням-мням," — послышалось
издевательское пришепетывание, будто кто-то палкой ворошил в сухой
траве.
Но какая там трава. Декабрь: снег, холод, мертвые деревья.
Смешливые летние духи давно спят и видят в своих снах весну, эти же
злые, голодные и замерзшие. Да и костер почти совсем потух.
Он-то знал, что вряд ли что-то хорошее будет, когда шел на свет
огня. Но стылый воздух пробрал уже до самых костей, а ему позарез
нужно было остаться в живых, и для того согреться хотя бы немного.
Будь это люди, он бы сумел подкрасться и сначала рассмотреть их
издали, придумать что-то — или же пройти дальше, неуслышанным. С
духами так не получилось.
Их черные лапы, руки, ветки тянулись все ближе к углям, а те
гасли; ночь едва началась, но даже и не всем духам было суждено ее
пережить. Тут были и слабенькие, привыкшие к домашнему теплу
домовые, чьи дома погорели прошлым днем, когда люди герцога
преследовали мятежников, а те, чтобы отвлечь от погони, подожгли по
пути деревню. Людей-то спасли, только о домовых духах никто не
побеспокоился, ходили теперь по лесу, полусумасшедшие,
оборванные.
