Сквозь огромные окна бьет багровое закатное солнце, стучит под
сапогами искусственный камень пола, там, за стеклом, шумят деревья,
огромные как галактические линкоры, тени играют на бархатной обивке
стен. За спиною и по бокам гулкие шаги охраны, руки сложены за
спиной.
Я не могу поверить в происшедшее.
Как я бился за этот проект! Рассчитал мою планету, понял, где
она находится, открыл вход в гипертуннель с помощью карандаша и
ластика, как истинный математик. Пусть это был виртуальный карандаш
и виртуальный ластик, образы которых создал для меня перстень связи на моей
руке! Сути не меняет.
Десять лет я боролся за право организовать экспедицию. Помогли
два человека: друг отца Герман Маркович Митте, большой чин в Службе
Безопасности Кратоса и мой друг поэт Никита Олейников, вдруг в одночасье оказавшийся любимым поэтом
императрицы. Никита намекал, что его рекомендовала одна из
многочисленных внучек Анастасии Павловны. Впрочем, неважно. Именно
эти два человека донесли до императрицы мой проект. Наверное, она
улыбнулась и сказала что-нибудь типа: «Ладно! Дерзай, мальчик!»
Мальчику было уже за тридцать.
В результате я получил в распоряжение небольшой
исследовательский корабль с экипажем и чин подполковника в придачу.
Мы оставили тяжелую махину на орбите и спустились на поверхность на
нескольких десантных шлюпах.
Я чувствовал себя новым Колумбом. Вокруг возвышались чудовищные
деревья, похожие на гигантские папоротники. И я казался себе
муравьем на земле среди высоких трав. Эти деревья не назовешь
корабельными: ни один корабль такого не выдержит, даже Иглы Тракля
на имперских линкорах не достигают подобных размеров. Мы словно
вернулись в прошлое земли, во влагу и сумрак мезозойского леса.
Я долго колебался, не давая названия планете. Не называл, когда
мы поняли, что да, у звезды есть внутренние планеты, молчал, когда
стало ясно, что одна из них землеподобная, хоть и меньше по объему
почти на треть. Когда мы оказались на орбите, я сказал: «Подождем,
пусть проявит характер».
Она проявила. Не прошло и дня, как к месту посадки вышел хозяин
этих лесов, огромный, тучный, с маленькой головой на длинной шее. В
мезозое водились подобные зверушки: брахиозавры, кажется. В длину
«зверушка» достигала метров тридцати, а в высоту – четырехэтажного
дома. А двигалась легко и без усилий. Здесь все легко: ходьба, бег,
подъем тяжестей. Только дыхание, быть может, чуть труднее.
