Украина. Харьков. Наши дни
От музыки вибрировали зубы. В черепной коробке гудели басы. Между землей и синим, пронзенным световыми иглами небом лежало облако искусственного дыма. Ди-джей за пультом на специальной площадке дергался в такт своим ритмам, заставляя радостную толпу пульсировать в музыке. Тела искривлялись не то в экстазе, не то от боли. В сизых клубах сверкали короткие пестрые одежды девушек, яркими бликами мелькали одежды юношей. Будто стайка канареек, бьющаяся в агонии.
Человек за барной стойкой бездумно смотрел в рюмку. Он был не так далеко от колонок, чтобы музыка ему не мешала, но уже научился ограждать себя от внешнего шума. Можно сказать, здесь ему было тише и комфортнее, чем на безмолвной ночной улице. Чем громче – тем выше стена между ним и полуночью.
– Еще, – сказал он, подвигая пустую рюмку к краю стойки.
Бармен не мог его услышать. В таком шуме едва ли кто-то заметил бы даже вой сирены. Несколько девушек отвлекли его просьбами о каких-то приторно-сладких коктейлях, которые нужны, только чтобы выпотрошить карманы прыщавых дурачков, оплачивающих надежду на первый секс.
– Я сказал: еще! – рявкнул он громче, ударив кулаком.
– А можно потише?! – послышалось гнусавое возмущение.
Обернувшись, он увидел сидящую в метре от него блондинку с выбеленной гривой и пухлым задом, который едва вмещался как в атласную юбку, так и на барный стул. Он осклабился и разразился такими матерными выражениями, что напудренная особа изумленно разинула рот. Наверняка, она могла ответить и похлеще, если бы не растерянность. Мало кто согласится спорить с человеком такой внешности, которой обладал необычный посетитель ночного клуба. Он был достаточно высок, метр восемьдесят, что было большой проблемой в его прошлом. Оттого он и стал сутулиться, и теперь едва ли мог разровнять плечи. Наклоненный вперед корпус с втянутой шеей делал его похожим на волка, готового к бою. Ему недавно исполнился пятьдесят один год, хотя внешне он выглядел на все шестьдесят, а здоровьем и силой не уступал многим двадцатилетним. Кожа была смуглой от солнца, обветренной, глаза блеклые, ресницы бесцветные, а светло-русые волосы, вперемешку с сединой, напоминали шерсть старой собаки – так же торчали нечесаными клочьями из-под кепки со скрученным по старой моде козырьком. И если кого-то не отталкивали множественные наколки на обеих его руках от пальцев и выше, так похожие на тюремные, то уж лицо со скошенной набок челюстью могло отпугнуть кого угодно.
