Святитель Тихон был одиннадцатым епископом на Воронежской кафедре. Однако «тяжесть епископского омофора», расстроенное здоровье, ощущение постоянного несоответствия между действительностью и требованиями идеала, а также жажда уединения, склонность к которому проявлялась у святителя Тихона с юных лет, явились причиной подачи прошения об увольнении на покой. Постоянные заботы расстроили здоровье святителя до такой степени, что он не имел возможности «не только служить литургию, но и вообще исполнять обязанности по управлению епархией».
Просьба была удовлетворена, и, пробыв на кафедре 4 года 7 месяцев, святитель поселяется в итоге в Задонском монастыре. Не имея никаких конкретных свидетельств самого архипастыря или окружающих его людей, но основываясь на всей его последующей жизни, следует заключить, что святитель Тихон «решился остаться в монастыре, чтобы трудиться над спасением душ, обращающихся к нему за советом, посвятить себя делам духовной и телесной милости».
Вот как писал об этом митрополит Евлогий (Георгиевский): «Поверхностное вольтерианство века Екатерины, безверие, лоск, наведенный Просвещением энциклопедистов на русское светское общество, ничего не меняли в горькой судьбе народа. Свободные идеи не препятствовали помещикам пороть крестьян, даже священников. Этого противоречия святой Тихон вынести не мог и ушел в Задонский монастырь служить народу (ему еще не было тогда и пятидесяти лет). Дорого стоил ему этот шаг… Какая мука в первые годы его затвора! Тоска, уныние, борьба с дьяволом… Как томило его раскаяние в самочинии! Монастырская жизнь была ему близка, дорога, сродна, а душа скорбела. Умиротворилась лишь через несколько лет, и лишь тогда открылись ему богомыслие, созерцание – и он просиял святостью. Своей многострадальной жизнью он как бы оставил потомству завет: непоколебимое, вечное послушание Святой Церкви, чего бы это душе ни стоило».
Действительно, в первое время пребывания на покое деятельная душа святителя тяготилась бездействием. Он скорбел, что мало потрудился для Церкви, и желал снова принять на себя бремя пастырского служения, которое, ему казалось, он рано оставил. Он снова почувствовал в себе потребность и готовность к трудам, к которым привык и которые всегда исполнял с особой ревностью.
