В начале работы роман назывался «Гранит».
Гигантская гранитная плита под «Вервольфом», излучающая смертоносные лучи, которые по мнению целого ряда исследователей и превратили вполне дееспособного фюрера в жалкого старца, удивительным образом отражала мистическое мировоззрение «вождя всех немцев», и сама по себе представлялась мне превосходным поводом для создания столь амбивалентного во всех отношениях произведения.
В финале романа мне виделся фюрер, одиноко сидящий в своем гробоподобном бетонном бункере, уходящем на девять этажей в глубь земли (есть и такая версия!), придавленный тяжестью поражения в битве, которую он давно объявил выигранной.
Это казалось неким предсказанием бесславного конца в точно таком же фюрербункере под рейхсканцелярией в мае сорок пятого.
Но очень скоро я понял, что роман стремительно выходит далеко за пределы бункера Гитлера, «Вервольфа» и даже полумистической гранитной плиты. И по сравнению с самой личностью фюрера и, тем более, операцией «Блау» – битвой за Сталинград и Кавказ – гранитный монолит под «Вервольфом» – лишь тень от гигантского черного облака.
Меня всегда интересовало поведение человека в замкнутом пространстве в прямом и переносном смысле. Работая над романом, я заметил, что Гитлер в «Вервольфе» был ограничен вовсе не смертоносными стенами своего бункера, а собственными фобиями, идеями, болезнями, фатальной ненавистью к инакомыслию, врагам, евреям, безмерной ограниченностью мышления и ничем и никем не ограниченной властью, давшей ему возможность единолично принимать самые волюнтаристские, порой, просто фантастические решения, смертельно опасные не только для его врагов, но, прежде всего, для него самого, ближайшего окружения и народа, который вольно и невольно наделил его этой властью.
Обладая, быть может, самой мощной в истории человечества армией, фюрер неудержимо вел ее и всю страну от поражения к поражению по пути саморазрушения и самоликвидации. Нисколько не умаляя подвиг Красной армии, я пришел к выводу, что Гитлер задолго до Сталинграда умудрился сделать все, что было в его силах, чтобы обречь вермахт на тотальное поражение, а Германию на позор и погибель.
До сих пор в Германии раздаются голоса, что несмотря ни на что, Гитлер все же «строил автобаны, при нем была самая выгодная в мире страховка, самые маштабные Олимпийские игры, всеобщая занятость и порядок и, в конце концов, он был признан Человеком Года». Между тем, Гитлер никогда не испытывал никакой любви к немецкому народу, считал его лишь инструментом для исполнения своей исторической миссии, а история древних германцев казалась ему примитивной и жалкой по сравнению с историей римлян, греков и, конечно, арийцев.
