— Можешь остаться у меня сегодня? — спрашивает Марина.
Она стоит у кухонного стола. Плечи опущены, длинные темные
волосы растрепались по спине, потертый нож в руке нарезает
колечками большую луковицу. Заметно, что Марина боится смотреть на
меня: голова наклонена слишком низко, движения ножа неестественно
медлительные и размеренные. Еще заметно, что ответ для нее важен,
потому что поза чересчур напряженная. Не Марина, а каменная
скульптура из древнегреческого сада.
Пытаюсь отшутиться:
— Тебе с такими просьбами к любовникам обращаться надо, а не к
брату.
Она все-таки поднимает голову, чтобы бросить на меня колкий
короткий взгляд, и я тут же прикусываю язык. Сейчас не до шуток:
Марину выпустили из психушки пару недель назад, и к юмору она пока
относится прохладно.
— А что случилось? — спрашиваю.
— Ничего не случилось, — звучит резковато, и она тут же меняет
тон на более мягкий: — Просто… Не хочу оставаться одна. Здесь
большая кровать, нам не будет тесно.
Она сняла эту квартиру-студию на окраине города, чтобы быть
подальше от своего прежнего дома. Теперь совсем не вылезает на
улицу и работает через ноутбук, выполняя какие-то заказы в
интернете. Не знаю, много ли она зарабатывает, но мама говорит,
Марина еще ни разу не просила денег после возвращения.
— Могу остаться, — тяну неуверенно. — Если ты правда хочешь.
— Правда хочу.
Марина старше всего на год, но мы никогда не были близки. Не
играли вместе в детстве и не стояли друг за друга стеной. Честно
говоря, я вообще сильно сомневаюсь, что испытываю к сестре любовь.
Наверное, она ко мне тоже не испытывает. Скорее всего, это из-за
противоположности характеров — Марина пропащая оторва, а я любимый
соседскими старушками пай-мальчик. По крайней мере, нас научили не
говорить об этом вслух: возмущенные восклицания «вы же брат с
сестрой!» были слишком уж многочисленны и невыносимы.
Теперь, когда все это случилось, мама заставляет меня навещать
Марину хотя бы пару раз в неделю, чтобы помогать и составлять
компанию. Говорит, ей вредно надолго оставаться в одиночестве. Я
выполняю указания мамы только из чувства долга, и это никому не
доставляет удовольствия.
Бросая кольца лука в сковороду с шипящим маслом, Марина
предлагает:
— Можем посмотреть фильм.
«Когда все это случилось» — это про Лизочку, мою племянницу.
Шесть лет назад, когда Марине было пятнадцать, она залетела на
вписке, и до сих пор сама не знает, от кого. Мама запретила делать
аборт, мол, это убийство, преступление против невинной жизни и все
такое. Сказала «мы преодолеем эту трудность». Когда Марине
исполнилось восемнадцать, она взяла Лизочку и съехала в квартиру
покойного дедушки, потому что «мне нужно больше кислорода». А еще
спустя два года маму разбудил звонок ранним утром, и мы все узнали,
что Лизочки больше нет. Пока Марина синячила в каком-то клубе,
девочка зашла на балкон, и старая рассохшаяся дверь захлопнулась от
сквозняка. Хорошо помню эту дверь — дед с силой толкал ее плечом,
когда возвращался с балконного перекура, иначе не откроешь.
Пятилетней девочке такое не под силу. А был поздний декабрь с
тридцатиградусными морозами по ночам. В общем, Марина явилась домой
только под утро, и там ее ждал не самый приятный сюрприз.
