– Соня! Соня! Иди сюда! Да скорее же.
«Господи, какая она нерасторопная». Славик сидел на полу в прихожей, возле стенного шкафа, служившего кладовкой, и разбирал содержимое картонной коробки, последней, забытой, из самого дальнего угла. Вытаскивал и сортировал то, что давным-давно укладывала в коробку его покойная мать, разбирая и сортируя содержимое каких-то предыдущих коробок, и так же, как он сейчас, «избавляясь от хлама», откладывая то, что «может быть, еще пригодится».
Возле Славика на полу лежала перетянутая бечевкой стопка вышитых крестом салфеток, а рядом стопка маленьких наволочек для «думок», – были раньше такие подушки в обиходе чуть не каждой семьи, да перестали быть. Славик вспомнил мамино «положи думочку под щеку, сладко спать будешь», вспомнил прохладу туго накрахмаленной наволочки, потерянный уют… Для чего они теперь, и подушек такого размера в доме нет. Славик вынул из стопки одну наволочку, остальные отложил на выброс.
«На выброс» уже лежали голубым плюшем обтянутые громоздкие альбомы для фотографий, пустые, а сами фотографии, матерью не однажды отобранные из отобранных и, наверное, важные, Славик положил отдельно, потому что выкинуть за просто так на помойку всех этих ему уже незнакомых или смутно знакомых людей с лицами и одеждой утерянного фасона – было неудобно. «Жгла ведь она, чего ж это оставила. Тоска-то какая».
Славик вспомнил «костер», который мать устроила в старом ведре, во дворе их дома, за год до смерти. Вспомнил, как выскочила из подъезда молодая горластая дворничиха с криком: «Чего жжете-то, вон хлопья по всей территории летают!»… Вспомнил и слезы матери, растерявшей, как она потом сказала, «значительность момента». Дворничиху Славик с тех пор боялся и обходил стороной, даром что та была соседкой с первого этажа.
Пачку перетянутых атласной ленточкой писем он, вздохнув, тоже отложил для разбора. Настроение испортилось. Он не хотел вникать в эти свидетельства, подтверждающие прямо или косвенно и его, Славика, существование. Ему это было не нужно. Мешало. Ведь он знал, что его нет.
Собственно, кутерьма с перетряхиванием коробок произошла из-за Левушки, а то стояли бы они в кладовке до второго пришествия, или до того дня, когда сын прилетит после их смерти переоформлять на себя квартиру.
Сын позвонил неделю назад из Владивостока, где жил с женой и дочерью уже пятнадцать лет, занимаясь в местном университете какими-то немыслимыми системами с бесконечно большим числом степеней свободы. На сей раз он обрушился на Слвика с критикой за небрежное отношение к истории семьи. «Случайно в Интернете наткнулся. Почему я должен со стороны что-то узнавать? – спрашивал Левушка. – Может, это совпадение. Но тогда я хочу убедиться». И просил поискать в коробках, потому что в детстве он с бабушкой в них копался и, кажется, что-то там видел.
