Jonathan Tropper
This Is Where I Leave You
This edition is published by arrangement with Writers House and Synopsis Literary Agency
Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко
Издание осуществлено при техническом содействии издательства АСТ
© Jonathan Tropper 2009
© О.Варшавер, перевод на русский язык, 2010
© А.Бондаренко, художественное оформление, макет, 2010
© ООО “Издательство Астрель”, 2010 Издательство CORPUS ®
– Папа умер, – сообщает Венди походя. Словно такое случалось много раз, чуть ли не каждый день. Венди спокойна, как удав. Это жутко раздражает, особенно в трагические минуты. – Скончался два часа назад.
– Мама держится?
– Ты что, маму не знаешь? Советовалась со мной, сколько дать на чай полицейскому, который пришел составлять протокол.
Я невольно улыбаюсь, хотя меня, конечно, бесит неспособность Фоксманов выражать эмоции в переломные моменты жизни – патент можем брать на это дело, ей-богу. Любое событие, требующее мало-мальской искренности, в нашей семейке мгновенно принижается или передергивается. Мы подкалываем и даже оскорбляем друг друга на днях рождения и свадьбах, в радости и в болезни. Теперь вот умер отец, а Венди язвит. Что ж, отцу поделом, поскольку от него-то мы и унаследовали пристрастие к иронии, двусмысленности и подавлению любых чувств.
– Но это не самое худшее, – произносит Венди.
– Не худшее? Господи, Венди! Что ты несешь?
– Ну ладно, оговорилась.
– Ничего себе оговорочка.
– Он просит, чтобы мы отсидели шиву.
– Кто просит?
– А о ком мы говорим? О папе! Так папа просит, чтобы мы отсидели шиву.
– Папа умер.
Венди вздыхает, давая понять, как мучительно для нее пробиваться через непроходимую чащу моей тупости.
– Насчет шивы он прав, – продолжает она, – сейчас самый подходящий момент.
– Но папа атеист.
– Был атеист.
– Ты хочешь сказать, что он уверовал накануне смерти?
– Нет, я хочу сказать, что он умер, и говорить о нем надо в прошедшем времени.
Если этот разговор кажется беседой двух бессердечных сволочей, так это потому, что нас такими воспитали. На самом деле мы давно горюем, то сильнее, то тише, каждый по-своему; этот траур длится уже года полтора – с тех пор как отцу поставили диагноз. До этого его мучили боли в животе, но все просьбы матери сходить к врачу он пропускал мимо ушей, только все увеличивал дозы антацидов, которые и без того сосал всю жизнь, как леденцы, по любому поводу. Где бы он ни был, ковры и полы всегда оказывались усеяны блестящими обертками и напоминали мокрый от дождя асфальт. А потом в стуле у него появилась кровь.
