На пути к Н. А. Некрасову
1
В стихотворении «О Муза! я у двери гроба!..» умирающий Некрасов писал:
Не русский – взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную Музу…
«Ты любишь несчастного, русский народ! Страдания нас породнили», – скажет в конце своего подвижнического, крестного пути в Сибирь некрасовская героиня, княгиня Волконская. Среди русских поэтов и писателей Некрасов наиболее глубоко почувствовал и выразил одухотворенную красоту страдания, его очищающую и просветляющую человека высоту.
В скорбный день кончины Некрасова Достоевский, писатель из чуждого вроде бы стана, не мог уже работать, а взял с полки все три тома его поэзии, стал читать и… просидел всю ночь. «В эту ночь, – говорил Достоевский, – я буквально в первый раз дал себе отчет, как много Некрасов-поэт занимал места в моей жизни… Мне дорого, очень дорого, что он „печальник народного горя“ и что он так много и страстно говорил о горе народном, но еще дороже для меня в нем то, что в великие, мучительные и восторженные моменты своей жизни он, несмотря на все противоположные влияния и даже на собственные убеждения свои, преклонялся перед народной правдой всем существом своим, о чем и засвидетельствовал в лучших своих изданиях… Он болел о страданиях его всей душой, но видел в нем не один лишь униженный рабством образ, но мог силой любви своей постичь почти бессознательно и красоту народную, и силу его, и ум его, и страдальческую кротость его, и даже частию уверовать в будущее назначение его».
Некрасов – поэт сокровенных основ отечественной духовности. Первые наши святые, князья Борис и Глеб, канонизированы в лике праведников, претерпевших незаслуженные смертные муки от рук их коварного старшего брата Святополка. Страстотерпцы наиболее ярко представляют идеал нашей святости. У Некрасова высшей добродетелью отличается в народе тот, «кто все терпит во имя Христа». Вместе с народом русским Некрасов очень рано понял и глубоко почувствовал, что на этой земле веселие и радость – залетные гости, а скорби и труды – неизменные спутники. Некрасов знал и глубоко ценил тернистые пути, видел в них источник высокой духовности, залог человеческого спасения: «В рабстве спасенное Сердце свободное – Золото, золото, Сердце народное!»
Достоевский тонко почувствовал трепетный нерв, бьющийся в глубине поэтического сердца Некрасова. Радость и красота его поэзии в художественной правде вечных христианских истин: не пострадавший – не спасется, не претерпевший скорбей и печалей – не обретет мира в душе. Любовь к страданию и состраданию, вера в спасительную силу этих божественных даров в душе смертного человека являются идеалом, к вершинам которого устремлены творческие порывы национального поэта. «Прочтите эти страдальческие песни сами, – взывал Достоевский. – И пусть оживет наш любимый, страстный поэт. Страстный к страданию поэт!»
