Отец у неё был старшим кондуктором, он погиб при крушении. Жили в железнодорожном домике, похожем на скворечник. Четыре шага в длину, четыре в ширину.
Отец любил читать. Читал он с трудом, медленно шевеля шершавыми губами, на лбу собирал глубокие изогнутые складки и всё время удивлённо двигал бровями. Чаще всего он читал одну и ту же книгу, по серой обложке шли белые буквы, из них складывалось слово: Лесков. Отложив книгу, отец говорил:
– Натурально.
После смерти отца Раиса всё хотела прочитать эту книгу, но однажды увидела, что мать заклеивает листками из неё зимние рамы. Она взяла с полки над дверью другую, запылённую, читала её целую неделю. И потом всё снились ей алые паруса: они летели не над бирюзовыми волнами, а двигались над степью, от светлых берёзовых перелесков, прямо к их домику-скворечнику. Просыпаясь до рассвета, она лежала с закрытыми глазами, хотелось продлить сон, увидеть сказочно доброго принца, который увёз бы её далеко-далеко, в неизведанное.
Но наступал день: она стояла с жёлтым флажком, поднятым в руке, сжимала его закоченевшими красными пальцами, а мимо всё громыхали тяжёлые составы с танками, закрытыми серым брезентом, с пушками, вытянувшими тупые хоботы. У Раисы, в такт стуку колёс, под ногами тяжело ходила земля. Иногда поезда везли только людей. Из распахнутых дверей теплушек неслись к хвосту состава голубые струи самосада, на Раису смотрели ребята – все, как один, солдаты. Она не могла разглядеть их: поезда шли быстро, все солдаты казались ей рослыми, похожими друг на друга, со смазанными скоростью лицами. Они ей что-то кричали, смеялись, махали руками. Тяжело прогромыхав на стрелке, поезд уходил, скрывался за степью, там, где спускалось солнце. И только ногами она продолжала чувствовать подрагивание земли, да едкий запах самосада всё ещё стоял в воздухе, смешиваясь с приторно-жирным запахом смазочного масла, окропившего шпалы.
Раиса свёртывала флажок и медленно, продолжая глядеть в степь, шла в будку.
Зимой умерла мать, и алые паруса перестали сниться. Чтобы не было страшно одной по ночам, Раиса подкидывала угля в печь, перебирала тощую стопку книг на полке, читала, слушала, как шальной ветер свистит в степи, упруго наваливается на домик, старается опрокинуть его, воет в трубе. Она глядела на ходики, прибавляла фитиль в фонаре и выходила в чёрную степь, навстречу ветру. Он так и стремился выхлестать ей глаза жёстким снегом, забить рот колючей ледяной крупой. Раиса сжимала губы и, щурясь под насунутой на брови отцовской шапкой, шла на дежурство, потом смотрела на приближающийся из ночи поезд, подняв над головой качающийся под ветром фонарь.
