Лампа тусклым мерцанием едва ли освещает треть комнаты. Лица собеседников различимы только для них самих и только в те редкие моменты, когда огонёк зажигалки вдруг возникает то там, то здесь.
– Сегодня ты ещё больше урод, чем обычно, Левински!
Недовольная гримаса скользнула где-то совсем рядом. Тишина прерывается только умиротворяющими звуками тлеющих сигарет. Тихое потрескивание сгорающего табака отвлекает от проблем и заставляет пялиться в одну точку без малейшего желания сделать хоть что-то.
– Катился бы ты ко всем чертям, Рейес! Из двух оказавшихся на нашем этаже Рейесов ты самый мерзкий.
Неловким движением одна из банок пива, давно уже ставшая пепельницей, полетела с крохотного стола. Никто из присутствующих даже не собирался обращать на это внимания.
– Я не обижаюсь на тебя, ведь я знаю, что я вовсе и не урод. Ты так говоришь, чтобы выразить свою любовь, и мне от этого только лучше.
– Тебя уже взяло? Я отказываюсь тебя понимать!
Режущее слух визжание сирен доносится с улицы. Крохотное оконце, настолько запылённое снаружи, насколько и заваленное хламом изнутри, слегка приоткрыто, что заметно увеличивает децибелы доносящихся снаружи звуков сирены.
– Кого-то засекли шныряющим по улице. – отозвался голос с другого края комнаты.
Дым окончательно окутал пространство. Теперь отличить что-либо совсем невозможно.
– Теперь я понимаю тебя, Левински.
– Может, вы прекратите употреблять в таких количествах?
– Я думаю, тебе лучше не начинать этот разговор… – закуривая, возмущался Рейес, обращая презрительный взор в сторону третьего собеседника.
– Евгений может быть прав. Наверняка зря мы так высоко задрали планку. Без сомнений, эти грибы – лучшее, что мы могли урвать у этих скотов, но если посмотреть с другой стороны…
– ЗАТКНИТЕСЬ ОБА! Хвала богам, что сейчас я не могу рассмотреть ваши противные рожи, иначе пристрелил бы обоих, – сорвался Рейес.
Даже в полумраке глаза всех троих бегали, выискивая в дыму силуэты двух других, чтобы невольно ухмыльнуться.
– Всё-таки я оборву эти поганые стебли!
Евгений затянулся так крепко, что закашлялся, после чего еле слышно протянул:
– Началось…
– А ничего ещё не заканчивалось! – упорствовал Рейес – Сколько можно так существовать? Это же совсем не жизнь – это мрак! Твою мать, даже в словах уже мрак! Эти прокля́тые стебли – не что иное, как величайший обман! За ними, скорее всего, либо совсем ничего нет, либо есть что-то настолько тривиальное, что, даже узнав правду нам легче, не станет, но надо хотя бы попытаться!
