Часть I. Дорога к себе
Аркадий Веслов, некогда звезда отечественной фантастики, давно исписался. Это была не горькая правда, которую скрывают, а констатация факта, такая же очевидная и неприятная, как осенняя слякоть за окном такси. Его вселенные потускнели, герои говорили штампами, а новые идеи напоминали выжатый до дна лимон.
Сейчас он сидел в ультрасовременном кресле в стеклянном кабинете главного редактора «Галактики», самого крупного издательства, и чувствовал себя мальчишкой, сдающим на проверку свое первое сочинение. В руках он сжимал распечатку своего нового рассказа – «Пыль Андромеды». Название уже было штампом. Он это знал.
Главный редактор, Сергей Викторович, человек в идеально сидящем кардигане, дочитал последнюю страницу, аккуратно положил лист на стол и снял очки.
«Аркадий, знаете… – начал он, и Веслов почувствовал, как у него внутри что-то сжалось. Этот вежливый, предупредительный тон он узнавал сразу. – Мне в целом понравилось. Здесь есть дух, та самая классическая школа, которую так ценят читатели».
Аркадий молча кивнул, готовясь к удару, который последует после этого «но».
«Но, я считаю, еще не время, – Сергей Викторович развел руками, изображая легкое сожаление. – Рынок сейчас требует другого, более динамичного, более… молодежного. Ваш рассказ – он как дорогое выдержанное вино. Надо дождаться подходящего момента».
Аркадий снова кивнул. Он не злился на Сергея Викторовича. Тот делал свою работу и делал ее гуманно, не разбивая его в пух и прах, давая уйти, сохраняя лицо. «В целом понравилось», «еще не время» – это были ширмы, за которыми пряталась простая правда: писать он разучился.
– Я понимаю, Сергей Викторович. Спасибо, что нашли время», – тихо сказал Аркадий и поднялся. Рукопожатие редактора было твердым и безжалостно кратким.
Он ехал домой в электричке, глядя в запотевшее стекло. Отказ не был посылом. Посыл был бы хоть каким-то чувством. Его раздавила не чужая оценка, а собственное, выстраданное знание. Его миры поникли, как увядшие цветы. В них не осталось ни сока, ни жизни.
Его дом – уютный, но слегка запущенный коттедж на самой окраине города, уткнувшийся забором в гущу Ботанического сада – встретил его темнотой и тишиной. Он не стал включать свет в гостиной, бросил портфель с злополучной рукописью на диван и подошел к окну. В темноте сада шелестели зеленые июньские ветки.
