Чёрт на ёлке и другие истории

Снег начался часа в два пополудни, да так и шел весь день не переставая. К вечеру, когда зажглась яркая иллюминация на Невском, весь город походил уже на праздничную открытку. Затейливый памятник Государю, на который Акакий имел удовольствие целыми днями любоваться из окна своего кабинета, облачился в пышную белую мантию, а конь его обрел столь же пушистую попону. Как раз к зиме. Глядя на это, Акакий даже переставал мерзнуть.

Кабинет у него был крохотный, отапливаемый старой печуркой-голландкой, которая сложена была с какой-то досадной ошибкой и тепла почти не давала. Да в окне, как назло, были щели. Поговаривали, причиной этакого безобразия был давний, уж лет двадцати тому, визит большого синодского начальника, Лихо. Был Лихо в тот день не в духе, а тогда вокруг него все непременно ломалось, а после чинилось без особого успеха. Правда это была или только легенда – вроде призраков в Инженерном, – Акакий не знал, да и не было бы ему легче от этого знания. Акакий мерз, кутался в пушистый оренбургский платок, присланный дальней тетушкой по материнской линии, и разбирал бумаги, накопившиеся к концу года. То и дело он высовывал нос из платка и бросал тревожный взгляд на вечный календарь на верхушке каталожного шкапа. Уже двадцать третье число. Завтра последний день, следует сдать всю отчетность, все проверить и перепроверить, утихомирить самых-самых буянов, тех, что совсем без понятия, а там можно и отдохнуть. Целую дюжину дней.

Акакий, хоть и был чертом, почитал Рождественские праздники лучшим временем года. Почти две недели были повсюду благолепие и порядок, Соседи сидели по домам, занятые своими делами – у нечисти да нежити свои праздники, – а самому Акакию выпадала даже возможность навестить родню на Псковщине.

Обычно. Но вот в этом году дела не ладились, и словно сговорились все.

– Это все свадьба, – мрачно проговорил Акакий, бросая очередной тревожный взгляд на календарь, а затем на часы. Было уже почти восемь вечера, и в этот час кабинеты в кордегардии Инженерного начинал обходить комендант, прогоняя заработавшихся залихватским «У-ух! Черти проклятые!».

– Все трудишься? – Дверь приоткрылась со скрипом, и в образовавшуюся щель просунул свое лицо Анцибол