Грузовик «ГАЗ-51» трясся и дребезжал на неровной дороге, каждый бугор подбрасывал кузов так, что позвоночник Андрея отзывался болью на каждую выбоину, а пальцы судорожно вцеплялись в край сиденья. Сквозь толстое запотевшее стекло мир выглядел размытым и чужим: осень, пришедшая без предупреждения, принесла туманный холод, запах сырой гнили, клочья ржавых листьев и особую тишину, в которой слышались только надсадный рык мотора да его собственные навязчивые мысли.
Водитель, хмурый парень в вязаной шапке и латаном ватнике, не произнёс ни слова с тех пор, как они покинули райцентр. Лишь изредка он сплёвывал в щель окна и бесцельно пощёлкивал пальцами по рулю.
Андрей сидел с чемоданом на коленях и пытался не думать о том, как нелепо это всё выглядит: двадцатилетний студент архитектурного института сбежал от диплома, друзей и шумной московской жизни в какой-то забытый богом лагерь. В нём что-то надломилось после ухода Ленки. Тоска, накатившая внезапно и не отпускавшая всё лето, выжгла его изнутри. «Академ» показался единственным правильным решением. Тишина и покой – вот всё, что ему было сейчас нужно.
Он прогнал воспоминание, как отмахиваются от назойливой мухи.
– Далеко ещё? – спросил он, нарушая томительную тишину.
Водитель чуть повёл плечом и хрипло буркнул:
– Скоро поворот. Лагерь «Звёздочка». Там дальше, вглубь. – Он скосил взгляд на Андрея, и в глазах мелькнула тень сомнения. – Ты ведь не местный?
– А что? – удивился Андрей.
– Да то, что местные туда ни ногой. За километр обходят. Ты вот что… – он запнулся. – Поаккуратнее там.
Андрей нахмурился.
– В каком смысле? Что значит «поаккуратнее»?
Тот хмыкнул, достал самокрутку из-за уха, но не закурил – лишь помял её в пальцах.
– В главный корпус не суйся. Там… – Парень замялся, но все же решился. – Там плесень.
Последнее слово он выговорил вяло, словно «Плесень» была фамилией.
Андрей вскинул бровь, попробовал усмехнуться, но вышло криво. Переспросить можно было, но он понял: другого ответа не услышит. Лучше уж «плесень», чем признаться в чём-то куда более странном. В его ушах это звучало как предупреждение от человека, который и сам не до конца верит в то, что знает.
Андрей скептически хмыкнул про себя: честнее было бы сказать прямо – лагерь проклят, туда лучше не суйся, по ночам двери открываются сами, а дети шепчут в подушку чужими голосами. Он усмехнулся и снова стал рассматривать тоскливые пейзажи за окном…
