Под рокот ливня пела женщина низким голосом на незнакомом языке. В ее неистовую песнь то и дело врывались удары тамтамов, словно вели с певуньей войну – кто скорее утихнет, но не умолкали ни они, ни она, – никто не желал сдаваться в этой очумелой схватке, и бой продолжался, и боем являлась песнь.
Лена сдернула с лица маску, и наваждение исчезло. Лена вытерла со лба пот и посмотрела по сторонам, поддавшись иррациональному страху застать следы удушливой влаги тропической ночи в стенах городской квартиры. Женщина больше не пела, не гремели тамтамы, струи ливня не срывались с небес, но сердце Лены, точно пойманное в ловушку ритмом, заданным чужеземной музыкой, все еще продолжало отстукивать удары, повинуясь невидимому дирижеру призрачного оркестра.
Что за странное видение? Ничего подобного Лена раньше за собой не замечала. На диване лежала брошенная маска из черного дерева: узкое вытянутое лицо с широкими ноздрями, разукрашенное невпопад, как будто случайно брызгами фонтана ярко-красных, зеленых и золотистых красок. На редкость неудачный подарок, привезенный мужем из Африки. Неудачный, неправильный, как и сама идея Дениса отправиться в путешествие без супруги.
Те две недели, что он отсутствовал, Лену грызли сомнения. Она закрывала глаза, переключала внимание и слух, сознательно отгораживаясь от очевидных знаков – свидетельств неуклонно приближавшегося циклона, готового вот-вот обрушиться цунами на их тихую семейную гавань. Но все усилия, предпринимаемый Леной не делали ее слепой и глухой, и надвигавшаяся буря давала знать о себе непрекращающимися уколами нет-нет, да всплывавших в уме воспоминаний об участившихся отлучках мужа, его постоянно бегающих глазках, его смартфоне, на котором по странному совпадению, словно прячась от случайного взгляда Лены, гас экран. В довершении ко всему – эта спонтанная поездка вглубь африканского континента на какой-то импровизированный корпоратив, ни с того ни с сего организованный начальством для избранных сотрудников с одним условием: без жен. Все бы ничего, и версия могла бы сойти за вполне пригодную, если бы Денис занимал должность хотя бы менеджера среднего звена в какой-нибудь перспективной компании, а не просиживал кладовщиком на старом областном колбасном заводе.
Не будучи глупой, но будучи терпеливой, Лена морщилась, кривилась, но насилу ела это тухлое, дурно пахнущее вранье, вытесняя сомнения в тень. Но тени с каждым днем помимо ее воли становились все плотнее, кружились, смыкались, обретая все более явные контуры, пока, наконец, не соединились в стройный, четко очерченный, к несчастью, узнаваемый женский силуэт. В самом деле: кто еще мог угрожать ее семейному счастью? Муж-кладовщик, тугой на подъем, не слыл искателем приключений, и вряд ли соблазнился бы кем-то далеким. В отсутствии иных предположений, Лене повсюду мерещились кошачьи глаза Анны – ее недавно разведенной подруги, которую она самолично по доброте и простоте душевной взялась утешать, приглашая в дом в любое угодное бедняжке время, и Анна с благодарностью принимала участие, впоследствии не только от хозяйки дома, но и от хозяина, Дениса, который на удивление скоро и искренне проникся ее горем.
