Ты – Паша. Не герой, не воин – травник. Твои пальцы знают язык кореньев, а душа слышит шёпот листьев. В плетёной корзине за спиной – душистый иван-чай, горьковатый корень мандрагоры и тихая, ноющая тоска по чему-то, что больше закатов над знакомыми полями.
И вот, в чаще, куда не ступала нога дровосека, ты находишь Её.
Она лежала в кольце серебряных грибов, светящихся мягким, призрачным светом. Длинные уши, острые и изящные, чуть подрагивали, словно улавливая отзвуки мира, недоступные простому слуху. Её тело было удивительно стройным и гибким, как стебель речной лилии, с мягкими, но соблазнительными изгибами: округлостью груди, подчеркнутой тонкой тканью платья, и плавным изгибом бедер. Черты лица – настолько тонкими и точными, что казались вырезанными из ветра и лунного света рукой уставшего божества. Волосы цвета лунной пыли и застывшего света были раскиданы по изумрудному мху, словно руины звёздного моста.
Это была эльфийка, но не из придворных хоров – её кожа, бледная как пергамент, была испещрена татуировками в виде папоротников. Они не просто украшали её – они жили своей, отдельной, тихой жизнью: молодые побеги на запястьях медленно распрямлялись, а старые листья на плече чуть заметно шевелились, будто от дуновения, которое чувствовали лишь они. В уголке её губ, похожем на лепесток, застыла единственная капля крови – чёрной, густой и недвижной, как смола.
Её грудь под лёгким платьем, сплетённым из живых корней и теней, едва заметно дышала. С каждым вдохом татуировки на её коже меркли, будто угасающие звёзды. И тогда лес вокруг зашептал тебе на языке, понятном лишь твоей душе – на языке шелеста листьев, треска коры и гула земли:
«Тень… гонится за Солнечной Ланью… Спаси…»
Из чащи, густой и непроглядной, донёсся треск ломающихся сучьев. А затем – низкий, хриплый рык, от которого кровь стынет в жилах. Что-то огромное, древнее и безжалостное пробивалось сквозь заросли. Оно было близко. Очень близко.
Твоя рука, будто повинуясь чужой воле, сама потянулась к её плечу – пора будить. Но как? И что сказать, когда откроются те глаза, цвета первой весенней листвы?
Ты мягко касаешься её плеча. Кожа под пальцами оказалась прохладной, как лесной мох в предрассветный час. Её веки вздрогнули, и она открыла глаза – и правда цвета молодой листвы, но помутневшие от боли и немого ужаса.
