Снег на Хоккайдо не падает – он ложится. Без звука, будто природа сама забывает дышать. Всё здесь было понятно. Всё было пройдено и изучено. Всё было знакомо. И было чувство постоянной безопасности. В этом доме Тома Ниши привык считать шаги. От кухни до своей комнаты – пятнадцать. От двери до калитки – двенадцать. Подсчитывание всегда успокаивало. Отец говорил, что в порядке есть честь. Мать – что в послушании есть красота. В это свято верил и Тома.
Ниши стоял на остановке, провожая в дорогу своих университетских товарищей. Очередная сходка после выпуска. Все успели стать самостоятельными, но только не Тома. Матушка так и стремилась держать младшенького возле своей юбки, дабы не сбежал куда ненароком. А как же хотелось иногда, знал бы кто. К слову, у Томы были все шансы. Ему предложили работу не абы где, а в Токио. Но о Токио, естественно, не могло быть и речи. Город распутных девиц, пьяниц и опасных авантюр. Так говорила его матушка. И всегда добавляла, что раз он родился на Хоккайдо, то непременно здесь и должен пригодиться. Ниши знал Саппоро вдоль и поперёк. Он не ненавидел северные земли. Он ненавидел свой дом. Дом, который связывал его по рукам и ногам. Каждый день был похож на предыдущий. Спасало лишь то время, которое он проводил с бабушкой в университетской библиотеке, где она работает без малого уже сорок лет. Там и подрабатывал.
Тома обернулся на знакомый голос, с той хрипотцой, которая в детстве казалась почти опасной. Радостный трепет начал искромётно полыхать в сердце Ниши-младшего.
– Эй, малыш. А я думал, ты навсегда зарылся в своих книгах.
Коджи стоял, как тень из прошлого, – в пальто, слишком лёгком для декабрьской погоды Хоккайдо. Это был уже не тот человек, которого он когда-то знал. Нынешний Коджи уж давненько позабыл о том, насколько может быть суровым северный край. Токио явно закалил этого раздолбая. Тома почувствовал, как в груди заклокотало. Он настиг брата, сократив расстояние между ними до минимума:
– Коджи! Я думал, ты в Токио.
– Я тоже так думал. Пока не увидел твоё лицо. Такое скучное, малыш. Как и всегда.
Тома зла и обид на брата не таил за подобные высказывания. Знал, что тот так шутит. И никогда бы нарочно не стремился задеть его чувства. Слова Коджи подытожились братским смешком.