Дождь шел третий день подряд – монотонный, беспросветный. Капли устало струились по стеклу, вычерчивая неровные линии.
Я сидел у окна, поджав колени к груди, и наблюдал, как город теряет очертания, превращаясь в размытую акварель. Серые дома сливались с такими же серыми тротуарами, а лица прохожих – с общим фоном безысходности. Даже воздух казался пропитанным промозглой серостью.
«Я растворяюсь во всем этом», – пронеслось в голове. Провел пальцем по запотевшему стеклу – след тут же затянуло влагой.
На кухне настойчиво звенел чайник – этот звук, привычный до зубного скрежета, означал: мама уже накрыла на стол. Суп, второе, компот. Все по расписанию. Кто‑то наверху, похоже, методично перелистывал страницы одного и того же сценария, не удосуживаясь внести хоть каплю разнообразия.
– Лёш, ты поел? – донесся из кухни материнский голос, сладкий до приторности.
Я задержал дыхание. Опять этот вопрос, на который никто не ждет ответа.
– Да, – бросил, не оборачиваясь. – Перекусил в универе.
Молчание. Потом – едва уловимый вздох. Я знал: не поверила. Но уточнять не станет. Зачем нарушать устоявшийся порядок? Главное – формальность соблюдена, роли сыграны, можно переходить к следующему акту.
Я поднялся, машинально сунул руку в карман и нащупал смятый чек из магазина. Достал, развернул. На обратной стороне снова каракули: глаза, нос, рот. Множество лиц, но ни одного знакомого.
«Кто вы такие?» – мысленно спросил у них.
Ответа не последовало. Только капли продолжали свой бесконечный танец по стеклу, насмехаясь над тщетностью попыток найти смысл.
Зеркало в прихожей поймало мой взгляд, но я отверг его – давно избегал этой встречи. В отражении неизменно проступало что-то чужое: бледное лицо, потухшие глаза, плечи, сгорбленные под грузом невысказанных слов. Кто-то другой, более покорный и безвольный, занял мое место, а я превратился в тень, скользящую по этой ненужной жизни.
Тут – резкий рингтон телефона – эсэмэска от однокурсницы Кати:
«Алло, ты придешь на встречу группы?»
Я уставился на сообщение. Пальцы замерли над клавиатурой. Что сказать? Правду? О том, что каждый выход из дома – подвиг, а разговоры с людьми похожи на попытку дышать под водой? Нет, этого не поймут.
«Не могу, завален учебой», – наконец напечатал.
И это, конечно, тоже ложь. Учеба тут ни при чем. Просто мир снаружи казался слишком громким и ярким. Я пока не готов принять его, а он, по всей видимости, – меня.
