Глава первая: Красная ручка и первые кровоподтеки
Тихий звон колокольчика, висящего над дверью кабинета истории, был звуком ее личного церемониала. Он отмечал границу. С одной стороны – шумная, пахнущая свежей краской и подростковым максимализмом школа. С другой – ее личный островок спокойствия, ее крепость. Кабинет номер двести восемнадцать.
Мария Иванова провела ладонью по полированной поверхности учительского стола. Дуб, старый, добротный. На столе – стопка тетрадей в синих обложках, журнал, подставка с канцелярией и единственная фотография в простой деревянной рамке. На снимке она сама, лет на десять моложе, и двое мужчин. Все в походной одежде, все загорелые, все смеются. Это было до. До того как жизнь разделилась на «тогда» и «теперь». Она редко позволяла себе смотреть на это фото, но убрать его – значило стереть последние свидетельства того, что она когда-то была другой. А это было опасно. Забвение – вот ее главный щит.
Она взяла верхнюю тетрадь. «Контрольная работа по теме “Смутное время”». Фамилия ученика – Петров Артем. Открыла. Первый же вопрос был посвящен роли патриарха Гермогена в организации народного ополчения. Артем написал размашисто и с уверенностью, которой не было в его робких ответах у доски: «Патриарх Гермоген был крутым мужиком. Он сидел в тюрьме, но не сломался, и его письма зажигали народ, как спичка бензин».
Мария не смогла сдержать улыбку. «Крутой мужик». Историческая наука, конечно, так не оперирует, но суть передана верно. Она взяла свою любимую красную гелевую ручку. Ей одной было известно, почему выбор пал именно на этот цвет. Не для устрашения, нет. Красный – цвет крови, цвета высшей степени важности, цвет сигнала тревоги. Он напоминал ей о бдительности. Она обвела формулировку Артема и на полях вывела своим каллиграфическим, почти старомодным почерком: «Артем, суть ты уловил верно. Патриарх действительно стал духовным стержнем сопротивления. Но на экзамене используй, пожалуйста, более академичные формулировки. “Проявил несгибаемую волю и стал духовным лидером” – звучит убедительнее, согласен?»
Она поставила твердую четверку и перевернула страницу. Ее пальцы, длинные и утонченные, привыкшие держать не только ручку, но и кое-что потяжелее, двигались легко и точно. Она погрузилась в работу, в этот ритуал проверки, исправления, наставничества. Здесь, в этих стенах, она была просто Марией Сергеевной. Учительницей. Хранительницей знаний о мертвых империях и забытых войнах. Это прикрытие было ее главной операцией, и длилась она уже пять лет.
