Перышко из Занебесья
Василиса стояла возле колодца, замотанная в свое нелепое тряпье, издалека – будто тощая встрепанная черная птица.
Настя остановилась, перевела дух. Односельчане Василису побаивались и сторонились, хотя и давали безропотно еду да ненужную одежду, как велел староста. Вот и сейчас возле колодца было пусто, только вилась возле тощих ног Василисы серая кошка, такая же костлявая и диковатая, как ее хозяйка.
Настя вздохнула и решительно зашагала вперед. Не только сама Василиса ее пугала, пуще того – предстоящий разговор.
Кошка зашипела, выгнула горбом спину, выступила перед Василисой – защищать. И только тут безумица заметила Настю. Отвернулась от колодца, куда только что заглядывала, низко наклоняясь и будто что-то высматривая в черной глубине, и воскликнула обрадовано:
– А, сестрица! Тебя-то я и жду!
Младших эта Василиса звала братцами и сестрицами, а старших – тетками и дядьями, частенько путая при этом лица и имена.
Настя отшатнулась, едва сдержав испуганный вскрик.
Лицо Василисы – серая уродливая маска с белозубым оскалом и черными кровавыми ручейками, текущими от глаз к подбородку – напугало ее до полусмерти. А в другой миг Настя разглядела – не кровь, просто грязь. И перевела дыхание, прижимая ладонь к груди, где бешено колотилось сердце.
Василиса не заметила ее испуга, и спросила, беззаботно улыбаясь жуткими черными, вымазанными грязью губами:
– А нет ли у тебя зеркала, сестрица?
– Нету, – пролепетала Настя, заворожено глядя, как черные ручейки стекают со скул на белую шею Василисы, почти не тронутую странной раскраской. – А зачем тебе?
– Ну как же, видишь, прихорошилась я. Поглядеть бы, как вышло. В колодец смотреть хотела, у Морены самые лучшие зеркала, да себя там не увидишь. А тут вдруг жених приедет, а я неприбрана…
– Какой жених? – сглотнув, спросила Настя. Холодок прокатился по спине от того, с какой небрежностью сказала безумица про Морену. А еще страшнее стало, когда Настя подумала, о каких женихах может идти речь…
Василиса насупилась.
– Как же, неужто не знаешь? Круг свадеб начинается. Или, думаешь, нехороша я для женихов? – беспокойно спросила она. Грязь, особенно щедро намазанная на губы, ползла вниз, и оттого рот Василисы сделался перекошенным и будто обиженным.
– Хороша, – вздохнула Настя. Попросила, почти не надеясь, что будет толк: – Василиса, ты прекрасна, спору нет, только мне бы с Премудрой поговорить, а?
