Полиция Императрицы 1773

Отец мой, Георгий Аристархович Муромский, будучи офицером гвардии, участвовал в европейских походах при императрице Елизавете Петровне, и погиб в битве с пруссаками в тысяча семьсот пятьдесят восьмом году, через пару лет после моего рождения.

Вскоре на престол взошел Пётр III, который прекратил всякие военные действия против Пруссии. Уже в отрочестве, я сам лицезрел, как многие старые солдаты вспоминали то решение императора не иначе как плевок на память о павших, а большинство известных мне дворян называли заключенный тогда мир «бесславным окончанием славной войны»1.

Доставшееся от отца матушке и мне владение, не набирало и сотни душ, являясь не садом Эдема, а местом, где семена любой надежды не могли пробиться через серую русскую безысходность.

Эта наша усадьба, как и множество провинциальных имений, была сотворена руками доморощенных умельцев: одноэтажный барский дом казался лишённым изысков и сложных форм, даже его деревянные стены не прятали свою сущность за штукатуркой, а четыре колонны из вертикальных брёвен, показывали что угодно, в том числе и сучки, но не полную симметрию и порядок2.

Внутри царила атмосфера, знакомая каждому, кто бывал в усадьбах Калужской, Орловской, Тульской, Рязанской и иже с ними губерниях3…

У комнаты на входе, с парадного крыльца, приютилась дверь в холодное ретирадное4 место, бывало что его сильнейшие ароматы встречали и наших немногочисленных гостей.

За этой незатейливой передней простирался длинный зал, занимавший чуть ли не половину главного дома, благодаря большим окнам, летом я исходил в нём потом, а зимой дрожал от стужи…

На глухой стене зала, по противоположным углам разбежались две двери: первая, низкая, заставляла пригибаться в поклоне любого взрослого, она вела в тёмный коридор, где приютились девичьи комнаты5 с чёрным ходом.

Вторая дверь, была куда выше, она отделяла от гостиного зала кабинет, переходящий в хозяйские опочивальни, которые захватили противоположный угол дома.

Из окон всех комнат открывался вид на старый фруктовый сад. Особенно выделялись на переднем фасаде три огромных окна, принадлежащих гостиной-залу, причем центральное окно летом служило стеклянной дверью, ведущей на улицу. Небольшие окна освещали спальни – мою и матери, комнатки немногочисленной прислуги. В проходной комнате, которую мы называли кабинетом, фасадная стена и вовсе была глухой.