* * *
Я очень люблю котиков.
Котенька, котейка, милый мой котятя.
Котька‑котофей, кисонька, кисончик.
Кис‑кис‑кис ты мой, кисон, распрекрасный марлезон…
Всё самое трогательное, дорогое и родное мне хочется называть этими словами. Такая коты умность, такая нежность. А грация какая! А какая мимика! А как хочется от одного вида горделивых кошачьих подштанников пищать и повторять «Ми‑ми‑ми‑ми‑ми‑ми‑милый»… И это не говоря уже о мордашках.
Коты, конечно, бывают и неинтересные, и очень противные.
Про злых и тупых котов даже вспоминать не хочется. Ну попадались такие мне в жизни, успевали напакостить или просто вызвали «бя» своим неприятным видом – да ну и брысь из памяти. Да, я ещё некрасивых котов не люблю, они тоже фу – это особенно которые непушистые, такие серо‑буро‑коричневые, полосатые, с тощими и тоже полосатыми хвостами. Пусть у кого‑то с такой заунывной особью связано много хорошего, мне ни разу не попался интересный кот или кошечка этой среднестатистической окраски.
Я с удовольствием ставлю лайки всем, кто размещает в Интернете кошачью мордочку. Или толстую тушку в комическом ракурсе. Или тушку тощую, или в ракурсе не комическом. Ну, разумеется, кроме противных. Фотографии и видеоролики с прелестными кисонами часто сохраняю себе. Рассматриваю, умиляюсь. Пусть котики в Интернете будут неубиваемыми! И тренд, и мода, и поветрие – пусть на чём угодно держится интерес к ним, моим хорошеньким, моим му‑мусечкам, кис‑кисочкам.
У меня нет своего котика, но когда‑то были. Эти истории о них – и о том, во что котики превратили моё детство.
Мурло
Мурло было зло, Мурло было непушисто, Мурло было черно как уголь. Мурло шипело. Чёрно‑гладкое это Мурло жило у тёти Гали и её мужа Бориса Михайловича. И глаза у Мурла были зелёные.
Мурло не шло на руки, Мурло всех драло, Мурло любило сырую рыбу и ело её только с газеты. Мурло всегда после еды забиралось выше человеческого роста и смотрело на всех сверху, а мне тогда было шесть лет.
Подружиться с Мурлом так и не удалось. После общения с ним у меня не осталось никакого мнения по поводу того, хочу ли я себе котика или нет. Настолько Мурло было само по себе.
Мурло привезли жить в деревню. Оно и там не стало дружелюбнее. На руки по‑прежнему не шло, а потому никто не знал, оно кошка или кот. Оно гуляло где хотело, за ним даже побежать, чтобы проследить, где гуляет, не получалось, так оно быстро исчезало.
