Талая, теплая ночь в акварельных разводах алого солнца уже касалась макушек грубых тканевых шатров. Птицы не отпевали последние отсветы заката, их провожали клокочущие пулеметные очереди, редкие, но грузные хлопки пушек, утробный звук земли от разрывающихся мин. Это были песни войны, ее верный аккомпанемент.
Но в лагере, поставленным в руинах коровника и на ближайшем пастбище, где от коров не осталось ни рога, ни хвоста, звучал приглушённый, усталый смех, треск костра и тихий шорох перевала. Здесь царило неправдоподобное, книжное спокойствие: часть Дубовки была отбита советскими солдатами, и они, прибывшие за крупицей покоя, разводили отраву гнетущей войны маленькой, зато заслуженной победой.
Из палатки доносился сдавленный, хриплый гогот, подстать звяканью шомпола о стальные толстые грани дула ППШ. Молодость ребят, раздавленная, жестоко растоптанная ужасами войны, сочилась сквозь их облегченные, простые разговоры.
– … ты бы видел его рожу, – разгоряченно рассказывал Женя Панченко, высокий, русый парень лет восемнадцати с яркими голубыми глазами. Он без лишней ласки сунул в рот вилку с ошметками тушенки на острие, кинул взгляд на коротко стриженного, почти лысого мужчину, сидящего на патронном ящике и с нежностью начищающего свой пулемет. – Сиплый, кончай дуло наяривать, садись к нам.
Мужчина медленно, пафосно скрутив брови в узел, поднял взгляд на парнишку.
– Жека, не выпендривайся. Это дуло тебе сегодня жизнь спасло, – он ответил, лишний раз подтверждая свою кличку, показательно натирая внешнюю сторону ствола замасленной, грязной тряпочкой.
Егор Беляев, которого соратники окрестили “Сиплым”, пришел на фронт с самого Петербурга, похоронив с первыми выстрелами своих родителей, тетку и невесту, которые не смогли пробиться с первыми спасительными колоннами, только его младшая тринадцатилетняя сестра Матрена осталась в живых. В их колонну прилетел снаряд, забрав жизни невинных жителей культурной столицы и надежду на спасение. Господь распорядился спасти лишь нескольких, в их числе Егора и Матрену Беляевых, но каждый из них заплатил свою цену: осколки испещрили лицо и шею мужчины, чудом изорвав лишь несколько голосовых связок, а изломанную в нескольких местах руку девочки пришлось ампутировать. Но они выжили. И назло смерти, Беляев отправился на фронт, обещав своей сестрице дойти босыми ногами на восток до ее временного пристанища, когда голыми руками задушит каждого фрица.
