Первая капля эспрессо и забытая мелодия
Утро в Линцбурге рождалось неспешно, словно акварельный этюд, в котором художник не решался добавить ярких красок. Оно просачивалось сквозь серую дымку тумана, который цеплялся за черепичные крыши, застревал в голых ветвях старых платанов и оседал влажной пылью на брусчатке Монетной улочки. Воздух был густым и прохладным, настоянным на запахах прелой листвы, сырой земли и далекого, едва уловимого дыма из каминных труб. В этом застывшем, почти беззвучном мире кофейня «Симфония Вкуса» казалась островком пробуждающейся жизни.
Элина Вольская стояла за массивной дубовой стойкой, которую она сама, сантиметр за сантиметром, отчищала от вековой пыли и покрывала пахучим пчелиным воском. Вчерашний день, день официального открытия, прошел в туманном мареве сбывшейся мечты и глухого, сосущего под ложечкой страха. Были любопытные соседи, заглянувшие на огонек. Была пара туристов, которых привлекли теплое свечение из окна и запах свежей выпечки. Были вежливые улыбки, короткие «как мило» и «удачи вам», оставленные вместе с несколькими монетами на блюдце для чаевых. Но не было главного. Не было того, ради чего все это затевалось. Не было ни одного человека, чью душу она смогла бы услышать, чью запертую мелодию воспоминания попыталась бы освободить.
И теперь, в тишине нового утра, когда единственный звук, нарушавший покой, был мерным тиканьем старинных часов на стене, сомнения, притаившиеся ночью, выползали из всех углов. А что, если это все – лишь плод ее разгоряченного воображения? Если дар, который она ощущала в себе, эта странная способность чувствовать чужие воспоминания через ароматы и вкусы, – просто красивая сказка, придуманная ею самой, чтобы сбежать от серой реальности мегаполиса? Бабушкина тетрадь в кожаном переплете, исписанная каллиграфическим почерком, лежала под стойкой, и сейчас казалась ей сборником знахарских рецептов, не имеющих ничего общего с настоящими, живыми людьми, которые спешат по своим делам за окном.
Элина провела ладонью по прохладной поверхности стойки, вдыхая сложный букет ароматов, уже ставший душой этого места. Здесь смешивались терпкая горечь свежесмолотых кофейных зерен из Колумбии, пряная сладость цейлонской корицы, тонкая цитрусовая нотка кардамона и почти неуловимый, ладанный дух сушеных трав, которые она вчера перебирала в подсобке. Это был ее мир, ее язык. Но сможет ли она говорить на нем с кем-то еще?
