Писатель К. застрелился. Человек по жизни мирный, неконфликтный, доброжелательный. Никто не знал, откуда у него пистолет. Он никогда не интересовался оружием, не испытывал интереса к охоте, как некоторые его коллеги, любившие пострелять в живое. Почему К. это сделал, понять было невозможно. Остался бы он живым после рокового выстрела, тогда можно было бы у него спросить, но он умер. Ему удалось выстрелить в самое сердце.
На похороны на кладбище приехало много людей, что для вдовы было удивительно, ведь К. не был особенно знаменит и не светился в общественной жизни, не мелькал на телеэкранах, подобно некоторым творческим деятелям, изливавшим на телезрителей потоки пустых верноподданнических речей.
И тем не менее, народу было много, и всё люди приличные, из культурной среды и науки, без каких-либо вездесущих депутатов Думы и важных чиновников, от которых нередко зависит наше благополучие.
Немало оказалось и желающих сказать у гроба, стоявшего на возвышении, прощальные слова. Что тоже было для вдовы удивительно, и это в некоторой степени смягчило ее горе. Ораторы с печальными лицами по большей части говорили о человеческих качествах К., меньше о его творчестве, но и литературному его дарованию должное все же воздали.
Обычно когда на кладбище говорят прощальные речи, среди присутствующих наблюдаются такие персонажи, что томятся в мучительном ожидании, когда гроб с умершим опустят, наконец, в яму, засыплют его землей, и можно будет отправляться на поминки. Но здесь народ сочувственно слушал, не отвлекаясь на разные бытовые мелочи из личной жизни, а наоборот, думая о вечности и о том, что когда-то «и я лягу в землю». У многих женщин глаза блестели от слез. Да и некоторые мужчины тоже не могли сдержаться и лезли в карманы за носовыми платками.
Когда могильщики опускали гроб в землю, неожиданно зазвучал одинокий голос саксофона, исполнявший какую-то печальную мелодию, от которой защемило сердце, и вся толпа дружно повернулась на этот голос, желая увидеть того, кто играл на инструменте. Это оказался мужчина лет сорока пяти, с небритым по-современному лицом, с печальными еврейскими глазами. Кто он и в каких отношениях был с покойным, – этого никто не знал. Как бы то ни было, смотревшие на саксофониста люди, оценили его появление, и каждый подумал о том, как этот скорбный голос саксофона оказался к месту.
