Вечерняя тишина окутала Пристань Лотоса, но не приносила Цзян Чэну успокоения. Каждый шорох ивовых ветвей у берега, каждый скрип досок под ногами казались насмешкой над тем, что когда-то было его домом. Он сидел в своем личном кабинете, заваленном отчетами и старыми свитками, каждый из которых словно давил на плечи тяжестью лет, потерь и невыносимого одиночества. Его лицо, всегда хмурое, сейчас было особенно мрачным, вырезанным из камня скорби и ярости.
В попытке отвлечься от гнетущих мыслей, он взялся за один из древних артефактов, найденных в самых дальних, почти забытых закромах сокровищницы Ордена. Это была небольшая, богато инкрустированная бронзовая курильница, о предназначении которой никто уже не помнил. Цзян Чэн не верил в чудеса, но отчаянно искал хоть что-то, что могло бы заглушить внутреннюю боль. Следуя почти стертым инструкциям на старинном пергаменте, он вложил в курильницу небольшую часть своей духовной силы и произнес давно забытое заклинание.
Вместо легкого свечения или потока ци, кабинет вдруг наполнился ослепительным, невыносимым сиянием, заставив Цзян Чэна прикрыть глаза. Воздух затрещал от переизбытка энергии, а потом раздался легкий хлопок, словно лопнул пузырь времени.
Когда свет рассеялся, Цзян Чэн резко распахнул глаза, его рука инстинктивно легла на Цзыдянь покручивая кольцо на пальце.Перед ним, прямо посреди кабинета, стоял… Вэй Усянь.
Но не тот, кого Цзян Чэн знал последние годы. Не Старейшину Илин с его мрачной энергией. И не жалкий перебродившийся он в теле Мо Сюаньюя. Это был мальчишка, которому от силы четырнадцать-пятнадцать лет. Вэй Усянь в идеально чистых, хотя и немного помятых, фиолетовых одеждах ученика Ордена Юньмэн Цзян. С его обычной беззаботной улыбкой на лице, широко распахнутыми глазами, полными юношеского любопытства и легкого недоумения. Его волосы были собраны в высокий хвост, ни единой сединки, ни единой тени усталости. Он выглядел… живым. Таким, каким был тогда, когда Пристань Лотоса еще была его домом, а жизнь казалась бесконечной и полной веселья.
Цзян Чэн остолбенел. Все его тело напряглось, каждый мускул окаменел. В его голове завыл вихрь из тысяч мыслей. Это… галлюцинация? Призрак? Чудовищная насмешка судьбы? Каждое воспоминание, каждая боль, каждая капля обиды и ярости, которую он копил годами, вспыхнули с новой силой. Видеть его таким, каким он был до всего – до разрушения Пристани, до смерти сестры, до его собственного падения. До предательства.
