Вила-Реал дышал солью, мазутом и гнилью.
Порт гудел: скрип кранов, хриплые крики грузчиков, звон цепей, что путались под ногами.
Море ворчало, как зверь, запертый в клетке.
Арчи Броуди тащил свой ящик, соленый пот жёг глаза, а руки, что когда-то танцевали по струнам, теперь сжимали грубое дерево.
Лиссабон, где его скрипка заставляла людей молчать, давно стал миражом.
В тот день, когда он украл ноты друга от глупой зависти, сделал свой судьбоносный, неверный шаг. Обвинения в плагиате стали неизбежным следствием. Потерял друга и взамен получил позор.
Дешевое вино стало его убежищем. Теперь, в свои тридцать с небольшим, он нёс усталость целой жизни. Подрабатывал на разбавленное винишко грузчиком. Стал никем без цели в жизни.
Он устало бросил ящик на пирс. В груди царила пустота. Вина за содеянное не утихала и грызла, как ржавчина железо. Ночами он бывало стоял на пирсе и смотрел вниз.
Волны бились о бетон, как призраки прошлого, стучащие в дверь. Они манили, звали к себе.
– Один шаг и все будет позади.
Война гудела за горизонтом – слухи о японских рейдерах, о грузах, что исчезали в море. В тавернах шептались: контрабандисты прячут товары в трюмах, а шпионы подслушивают везде. Вила-Реал был западнёй.
Арчи сплюнул в грязь.
– Чёрт с ней войной. Меня это не касается, я на дне.
Утро пришло с сыростью. В порт вползла «Аврора» – старый корабль, ржавый, но упрямый. Он вёз медикаменты и еду для союзников в Азии.
Мануэль, кок с лицом, будто вырезанным из коряги, орал на причале:
– Где, чёрт побери, помощник? Я один сдохну в этой дыре!
Его взгляд упал на Арчи.
– Эй, ты, с ящиками! Картошку чистить умеешь? Не стой, как столб!
Арчи кивнул. В тавернах он драил посуду, когда не заливал горе вином.
– Умею, – буркнул он, голос хриплый от соли и молчания.
Мануэль фыркнул:
– Тогда на борт, парень. Еда, кастрюли, без всяких штучек. Не дерись. Работай молча, или выкину за борт к рыбам.
Арчи усмехнулся уголком рта.
– Ясно.
Мануэль – грубый, но честный, как старый якорь.
Он не терпел лжи, и Арчи это чувствовал.
– Этот старик видит насквозь, – подумал он.
На «Авроре» было тесно.
Камбуз представлял собой узкий, заваленный жестянками угол, пропитанный запахами лука и чего-то неуловимо сточного.
