– Знаешь, тот день был в точности, как сегодня. (голос Мистера О-Нила).
Меня зовут Рэнди. Да. Это правда. Промозглый был день. Непривычно холодный для ноября. Это я вам говорю как житель нашего штата, никогда его не покидавший.
Я пришёл в бар, снял шляпу.
Дома Шейла накричала на меня, а Кори, моя дочь, подралась в школе.
Я не нахожу общий язык с детьми, их у меня трое.
Неделя трудная, шеф объявил о зачистке штата: они продают какие-то значимые объекты в других городах, доход сократится. Но я почти ничего не понял из его слов. Думаю, не подзоровится нам.
Людей в баре было мало. Лил дождь, холод, мрак.
Какие-то забавные – двое: взрослый и ребятёнок – сидели у бара и тихо вели беседу. Бармен куда-то пропал, так что я присел подождать его и прислушался:
– Знаешь, – негромко говорил седой мужчина с ровными щеками, как у почтенного человека, не как у бедняка с впалыми от горя щеками, и не как у кабана, который разъедается так, что щёки, как и живот, торчат во все стороны, – Тобиас всегда опаздывал, потому что приходить не хотел. Но в дождь он опаздывал больше обычного. И в этот раз опоздал. И его плащ – он вечно путался в ногах, длинный. Тобиас ходил плохо, и ещё этот плащ, – мужчина улыбнулся, так что вокруг его глах появилась россыпь морщинок.
Дождь лил, как сегодня. Я расскажу тебе эту историю, Рино.
Седой мужчина снял шляпу и положил на стойку. С его плаща струилась вода – наверное, эти двое зашли, чуть опередив меня.
Да, – думаю я про себя, – от такой шляпы и я бы не отказался. Верно, шерсть? Форму не теряет. Не то, что мой мешок.
– Начало такое, – тихо произнёс мужчина.
Лил дождь, как во время потопа, страшная гроза. Тротуар напитался водой и даже самый осторожный человек споткнулся бы. Но Тобиас просто еле переставлял ноги, сгорбленный, задумчивый, совершенно не готовый к дождю. Представь себе силуэт угрюмого одинокого человека с потухшей сигаретой в зубах. Никогда бы не подумал, что он мог спасти жизнь другому. Обычный неприятный тип, как будто, да?
– Продолжайте, пожалуйста, мистер О-Нил! – скоро проговорил мальчик.
– Хорошо. А всё-таки, Рино, знаешь, что? Сказать, что в Тобиасе было самое замечательное? Я его немного успел узнать.
– И что же? – лицо ребёнка просияло.
– То, как в его глазах загоралось прошлое.
Вот нам кажется, будто оно уходит навсегда, не возвращается. Становится пылью на крышке пианино в давно забытом доме. И вот Тобиас частил, когда говорил. Он совершенно неразборчиво говорил, его английский было невозможно понять. Но его взгляд словно зажигался, когда он говорил о любимой девушке – ушедшей из его жизни. Мы не знали, жива она или нет, когда он видел её – 10 лет назад или минуло лишь пару месяцев. Или о спаниэле Джонсе, которого тоже давно нет. Он словно возносился на небеса, как будто читал стихи или молитвы. Бывает, слушаешь оперу и вообще ничего непонятно. Но своей мелодией она поднимает тебя над миром. Мистер О-Нил на пару секунд умолк, а затем продолжил:
