Часть I
Глава I
XIII в. Таёжные леса за Яблоневым хребтом
– Кустээхэй, Кустээхэй>1, – пожилая женщина догнала высокого статного мужчину, возглавлявшего переход их племени на новое место обитания. Голос её дрожал, но слова рвались одно за другим, будто каждая фраза старалась остановить его движение. – Аны бу тыаҕа төһө сылдьыахха сөбүй? Сылайбыппыт… Биһиги элбэх күн устата барабыт… Оҕолорбутун харыстаа…>2
Кюстэкей остановился и оглянулся назад. В свете факелов на него смотрели грязные, заплаканные лица – дети с замёрзшими ресницами, матери, держащие малышей на руках, старики, слепо верящие вожаку. Череда этих лиц была бесконечной и терялась где-то в темноте за поворотом реки. Тут и там мелькал свет факелов, отмечая в каких местах идут главы семей. Он устало закрыл глаза: внутри как будто сжалось что-то большое и тяжёлое…
Много недель прошло, как они бежали с насиженного берега прекрасной реке Ингоды. Их род жил там столетиями, но пришли люди с другой стороны улуу күөл>3. Они сожгли все балаҕаннар>4 в их деревне. Кюстэкей едва успел увести детей и женщин. Он был последним шаманом их рода – не только хранителем обрядов, но и тем, кто должен был отвечать за жизнь племени. Эта ответственность лежала на нём, как тяжёлый мех, который нельзя снять.
По пути вдоль реки Ингоды, они встретили других беженцев, среди которых оказалось несколько десятков мужчин. С тех пор они шли вверх по течению, останавливаясь лишь на короткий отдых. Ингода уже вливалась в другую, большую реку, чьё имя забыли те, кто спешно покидал дом. Вокруг поднимались горы, покрытые густыми непроходимыми лесами. Весна приходила поздно: снег по-прежнему лежал на ветвях, хрустел под ногами и мешал дымакам костров разгонять холод.
– Билигин тохтуур сатаммат. Манна кутталлаах, бу тыаҕа туох буолуон сөбүн билбэппит.>5
– Кустээхэй, оҕолор хайдаҕый? Күүстэрэ адьас хаалсыбатылар…>6– женщина взяла его за большую руку, в пальцах была кожа, покрытая мозолями и ранами; в её глазах светилась надежда.
– Билигин хараҥа, тохтуур сатаммат,>7 – Кюстэкей одёрнул руку. На его лице застыла печать усталости. Он развернулся и двинулся вдоль берега, стараясь не показать того, что чувствовал в груди – страха, сомнения, почти проклятого желания бросить всё и лечь под один из этих камней!
С горы раздался рев дикого медведя – долгий, низкий гул, который пробирал до костей. Мужчина обернулся и увидел, как люди вокруг напряглись: женщины прижимали детей ближе, мужчины сжали копья.
