Иногда женщина засыпает с чувством вины за то, что устала. Она закрывает глаза и шепчет себе: «Ничего, завтра я снова соберусь». Утром встает, делает вид, что полна сил, надевает улыбку – не потому что счастлива, а потому что нужно. Потому что все привыкли видеть её сильной, устойчивой, надёжной. Она несёт на себе свои обязанности, ожидания, чужие страхи и надежды, и только где-то глубоко внутри гудит усталость, тихая, вязкая, похожая на ночь, в которой погасли все звёзды.
Но ведь никто нас не спрашивал, хотим ли мы быть сильными. Нас просто научили.
С детства говорили: «Не плачь», «Будь умницей», «Держись». И мы держались.
Мы так привыкли справляться, что забыли – иногда можно не справляться.
Что можно быть живой, а не правильной. Настоящей, а не вдохновляющей.
Эта книга не о том, как стать лучше. Она – о том, как перестать быть той, кем ты никогда не была.
Она – не про то, чтобы собраться, а про то, чтобы наконец распасться.
Распасться на честность, на нежность, на уязвимость, на живое дыхание, которое не нужно прятать за бронёй силы.
Ты не обязана светить, когда внутри темно.
Иногда нужно просто посидеть в этой темноте, позволить глазам привыкнуть, чтобы увидеть – свет всегда был внутри. Он просто перестал пробиваться сквозь усталость от бесконечной игры.
Мы устаём быть сильными потому, что сила, которой нас учили, – не наша.
Это сила, построенная на страхе. Страхе показаться слабой, нелюбимой, неудобной. Мы научились сжимать зубы, улыбаться, когда хочется кричать, и молчать, когда сердце рвётся наружу.
Нас восхищают те, кто держится. Но никто не говорит, как больно держаться, когда пальцы уже кровоточат от напряжения.
Сила, которой восхищаются другие, часто не имеет ничего общего с настоящей внутренней устойчивостью.
Это скорее доспехи – тяжелые, блестящие, вылизанные, за которыми не видно живого лица.
В них невозможно дышать, невозможно плакать, невозможно чувствовать.
Но когда ты всё-таки позволяешь себе снять их, стоишь обнажённой перед собственной правдой – сначала страшно, а потом легко. Потому что оказывается, под бронёй всё ещё бьётся сердце. Настоящее, живое, твоё.
Иногда мне кажется, что мы живём в культуре переутомления.
Словно усталость – преступление.
Словно счастье обязано быть непрерывным фоном, как музыка в торговом центре, и если ты вдруг замолчала, тебе тут же задают вопрос: «Что случилось?»
