Глава 1
Прошлого здесь будто бы и не существовало
Остров был круглым и таким маленьким, что, даже хромая, Белогорцев мог обойти его всего за двадцать с небольшим минут. Прошлого здесь будто бы и не существовало.
Жизнь на этом крохотном клочке суши, одиноко зеленеющем среди океанской синевы, текла в каком-то своем гипнотическом ритме. И казалось абсолютно нереальным то, что прямо в эту жаркую солнечную секунду где-то там, вдали, суетливо существует занесенная снегом Россия, с ее унылым мокрым серым асфальтом.
Здесь были упругий белый песок, ребристая бирюза океана, шелестящая стена покачивающихся пальм с выглядывающими из-за них шерстяными куполами бунгало и похрустывание плетеных кресел с шезлонгами возле длинной мраморной стойки бара, где в любое время можно было застать скопление загорелых тел: от бледно-медовых до шоколадно-темных.
С одного из этих самых шезлонгов, того, что разместился прямо возле белого мрамора, ему помахала Юля. Она сделала это в своей особой манере: волнистым и изящным перебором пальцев; френч ее ногтей глянцевито блеснул на солнце. И Белогорцев, развязно отсалютовав ей в ответ лишь указательным и средним, не сбавляя скорости, продолжил нахаживать свою норму: десять тысяч шагов.
Он заметил ее сразу, в первый день прилета. Они с сестрой и ее мужем летают сюда каждый год, и его первый день являлся ее третьим. Но об этом Белогорцев узнал только потом, во время их единственной ночной прогулки – Юля поведала ему об этом, глядя на проплывающую полосатую мурену. А до этого она являлась для него просто яркой и красивой девушкой с модельным обликом, словом, такой, каких часто видишь в кино или интернете, и так редко – в реальности, прямо перед собой.
Первым, что бросилось в глаза, когда Белогорцев увидел ее, было то, с каким соблазнительным контрастом стерильно-белый купальник смотрится на фоне глянцевитого темного загара ее молодого и тугого тела, пока она выходила из воды. Тела, привыкшего к спорту и движению, – это чувствовалось сразу.
Но погодя, когда Белогорцев проходил мимо нее на обеде, другая вещь поразила его: голубизна ее большущих, чуть раскосых глаз. Эта голубизна была яркой, насыщенной и такой пронзительной, будто заполняемые ею глаза являлись чистым, ясным небом, на которое смотришь сквозь толщу океанской воды, пронизанной солнечными лучами. И когда Юля, еле склонив голову набок, посмотрела на него, Белогорцеву показалось, что взгляд этих глаз достал до самого его сердца; что-то задел в нем; повернул, как головку ключа…
