Дом стоял на склоне, словно прислушивался к дыханию воды. Узкая тропинка, заросшая мягкой травой, вела вниз – к озеру, где поверхность была гладкой, как стекло, отражая последние отблески уходящего дня. Человек стоял у кромки воды. Он не двигался, будто боялся нарушить хрупкое равновесие между светом и тенью.
Солнце медленно опускалось за линию леса, окрашивая небо в оттенки янтаря и розового золота. Ветер был лёгким, почти незаметным, но он приносил с собой запахи сосны, влажной земли и чего-то неуловимо родного.
Он стоял у воды, и в её зеркале отражалось небо – и его прошлое.
Вспоминались дети, когда они были маленькими, когда их смех звучал как музыка, которую не записать, но невозможно забыть. Он видел их босыми, бегущими по траве, с солнечными бликами в волосах. Теперь они выросли, ушли в свои миры, но в его сердце они всё ещё были теми, кто просил рассказать сказку перед сном.
Он вспоминал любимую – её голос, её глаза, её привычку оставлять чашку на подоконнике, чтобы смотреть, как в неё падают капли дождя. Их дни были простыми, но в этой простоте была поэзия: утренний кофе, вечерние разговоры, случайные прикосновения, которые говорили больше, чем слова.
Он не помнил плохого. Не потому, что его не было, а потому, что оно растворилось в свете.
«Вся моя жизнь – это роман», – подумал он. – «И пусть он не был идеальным, но в нём было всё: любовь, потери, надежда, и самое главное – дыхание. Свободное дыхание.»
Солнце коснулось горизонта, и озеро вспыхнуло золотом. Он закрыл глаза. И в этой тишине – он был жив.
Он повернулся от озера, не спеша пошёл по тропинке вверх. Дом встречал его тишиной, как старый друг, который умеет слушать.
И вдруг – крик.
Возле двора стояла девочка, лет восьми, с растрёпанными волосами и рюкзаком, почти больше её самой. – Дедушка! – закричала она, и в её голосе было столько радости, что закат будто вспыхнул ярче.
