Я сидела на балконе, свесив босые ноги через резные перила, перебирая свои русые волосы. В стамбульской духоте они вились и не хотели укладываться, и как говорит отец у меня такой же, как и волосы, характер – строптивый и неуправляемый.
Внизу, во внутреннем дворике, журчал и плевался водой старый фонтан. Его мрамор позеленел от мха, а воздух был пропитан ароматом жасмина и горечью крепкого кофе.
Но не смотря на свою красоту и старину, этот дом был моей тюрьмой.
Красивые арки, мозаика, тяжелые ковры – все это должно было радовать глаз, но для меня стало клеткой. Месяц – всего месяц я дала отцу, чьи глаза потускнели от болезни, а кашель не давал ему покоя. Ради него я бросила Москву, где оставила диплом медика и все свои мечты.
Стамбул душил меня. Его традиции давили на плечи, взгляды жгли кожу, ожидания сжимали горло.
Я, Элиф София Кая, дочь русской матери и турецкого отца, не собиралась прогибаться под этим бременем. Моя русская кровь требовала свободы, а турецкая половина сердца разрывалась от боли за семью.
– Элиф, в комнату! Немедленно! – голос мачехи Айше резал слух.
Она суетилась внизу, поправляя белый платок на голове Лейлы, моей младшей сестры. Лейла с ее темными локонами и кроткими глазами была их сокровищем, которое они были готовы отдать жестокому и опасному мужчине. Не просто так конечно, здесь никто ничего не делает просто так и безвозмездно.
Амиру Ахметоглу Демиру.
Фыркнула и откинула волосы назад. Сидеть в комнате? Прятаться? Пусть Айше подавится своими приказами. Я не кукла, чтобы сидеть смирно, пока они продают Лейлу на брачном рынке.
Амир.
Его имя постоянно звучало в этом доме. Теневой король Стамбула, человек, от которого исходили и богатство, и жестокость. Говорили, что он ломает людей одним движением. Слуги молились и оглядывались при упоминании его имени.
Он пришел за Лейлой – моей наивной сестрой, которая все еще верила в сказки о любви. Пришел посмотреть на то, что ему предлагают. Она не выдержит встречи с таким зверем.
От одной мысли о нем даже у меня все сжималось внутри. Ненависть, едкая и горькая, и что-то еще, чему я не хотела давать название.
Отпила айрана, ощущая холодную кислинку. Балкон был моим убежищем, откуда я могла наблюдать за этим представлением. Внизу слуги накрывали на стол: серебряные подносы с пахлавой, хрустальные кувшины с гранатовым шербетом, чашки с золотой каймой.
