То апрельское утро 1931 года было необыкновенным.
Во-первых, воздух. Пропитанный влагой и солнцем, он был похож на карамель: сладкий на вкус, прохладный, светящийся воздух – чистый экстракт весны, настоящий озон. Удивленные прохожие на Страсбургском бульваре неожиданно вдохнули запах лугов и моря. И всё благодаря дождю, а вернее, своенравному, как капризный ребенок, ливню, одному из тех, какими весна нередко заявляет о себе в апреле.
Грозовое облако свинцового цвета неслось наперегонки с нашим поездом от самого Эперне, но лишь в пригороде Парижа, когда показались игрушечные, как детские кубики, дома, а из раздосадованной зелени выглянули кричащие рекламные щиты, и моя соседка по купе, пожилая англичанка, принялась укладывать все четырнадцать своих сумок, дорожных наборов и склянок – только тогда это переполненное влагой, набухшее облако наконец лопнуло и обрушилось на землю. Небольшая бледная молния дала сигнал, и тут же массы воды с трубным ревом хлынули вниз, расстреливая наш поезд пулеметными очередями. Окна рыдали под хлесткими ударами дождя, серый дым из трубы паровоза гнулся к земле, напоминая опущенное знамя. Ничего не было видно и слышно, только дробный перестук капель по стеклу и стали. Наш поезд, как раненый зверь, мчался вперед по гладким рельсам, пытаясь оторваться от дождя, следовавшего за ним по пятам.
В Париже тоже лило. На Восточном вокзале стояли счастливо прибывшие люди и ждали носильщиков. Вдруг Страсбургский бульвар вспыхнул светом за серой решеткой из капель. Луч солнца трезубцем пронзил разбегающиеся облака – фасады домов засияли, как отполированная латунь, небо разлилось океанской синевой. Обнаженный и золотой, город вырастал из сброшенной пелены дождя, как Афродита Морская выходит из пены волн. Божественное зрелище!
И тут же слева и справа, повсюду, из всех укрытий на улицу высыпали люди. Отряхиваясь и смеясь, они бежали по своим делам. Застоявшийся транспорт пришел в движение: сотни драндулетов катились, скрипели, трещали, дребезжали, накатывая друг на друга. Всё дышало и радовалось свету – солнцу, вышедшему из-за туч. Чахоточные деревья на бульваре, плотно вбитые в асфальт, – и те, все в каплях, тянулись острыми пальчиками молодых почек в ярко-синее небо и даже пытались благоухать, надо сказать, им это удавалось. Несколько минут в воздухе отчетливо ощущался тонкий, робкий аромат цветущего каштана – в самом сердце Парижа, на Страсбургском бульваре. Чудо!
