Дождь барабанил по стеклянной крыше художественной галереи "Арт-Элизиум", словно разъяренный дирижер, ведущий похоронный марш оркестра непогоды. Капли стекали по стеклу, искажая свет прожекторов и создавая призрачные отражения в толпе взволнованных посетителей. Детектив Изабелла "Иззи" Роси, кутаясь в свой видавший виды плащ из плотной шерсти, который, казалось, впитал в себя запах десятков мест преступлений, проталкивалась сквозь этот человеческий муравейник. Галерея, обычно сияющая огнями и лоском, сейчас напоминала потревоженный улей, гудящий от страха и любопытства.
В центре зала, словно зловещий алтарь, окруженный барьером из желтой полицейской ленты, возвышалось оно – последнее творение Виктора Морозова. Гениального и скандального художника, чье имя шептали с благоговением и ненавистью в равной степени. Морозова, чьи картины провоцировали споры, будоражили умы и, главное, продавались за баснословные деньги.
Картина называлась "Агония". На огромном холсте, размером с небольшую стену, в яростной, экспрессивной манере был запечатлен крик, воплощенный в красках. Распластанная фигура, корчащаяся от невыносимой боли, казалась вырванной из самого ада. Мрачные, закрученные мазки черного, багрового и пронзительного фиолетового цвета сливались в единый водоворот, создавая ощущение всепоглощающего отчаяния, которое невозможно было просто увидеть – его можно было почувствовать кожей. Словно холст излучал волны негативной энергии, давящие на плечи и заставляющие сердце биться чаще.
Но ужас заключался не только в этом чудовищном полотне. У подножия картины, на идеально гладком белоснежном паркете, отражающем свет софитов, лежал сам Виктор Морозов – мертвый. Его тело, как отвратительная насмешка над искусством, дополнило "Агонию" последним, самым реалистичным мазком. В груди зияла рваная дыра, словно ее проделал не нож, а лапа дикого зверя. Багровая кровь, густая и липкая на вид, казалось, стекала прямо с холста, сливаясь с красками картины, словно "Агония" ожила и поглотила своего создателя.
"Классика, – пробормотал техник по имени Марк, заканчивая скрупулезно фотографировать место преступления. Его лицо, обычно веселое и общительное, сейчас было серым и осунувшимся. – Богатый, знаменитый, и мертвый прямо на открытии собственной выставки. Клише, достойное бульварного романа." Он покачал головой, словно отгоняя дурные мысли.
