Константин не помнил, когда именно началось. Возможно, это было в тот момент, когда он впервые почувствовал, как его тело разрывается изнутри, а разум тонет в первобытной ярости. Или, может быть, это было раньше, задолго до его рождения, в ту ночь, когда лунный свет пролился на его мать, а в её кровь впрыснулось нечто древнее и злое. Но теперь, когда древний оборотень, тот, что оставил шрам на его душе и на теле его матери, был мертв, охота только начиналась.
Он стоял на краю леса, вдыхая влажный, пахнущий прелой листвой воздух. Луна, бледная и равнодушная, висела высоко в небе, словно наблюдая за ним. В её свете тени казались глубже, а звуки – острее. Каждый шорох, каждый треск ветки отдавался в его сознании, как предвестие. Он чувствовал их. Чувствовал их присутствие, их страх, их голод.
Константин не был героем. Он был жертвой, порождением проклятия, которое он теперь нёс в себе. Укус, который изменил его мать, изменил и его. Он знал, что такое жажда крови, что такое потеря контроля, что такое звериная сущность, дремлющая под тонкой оболочкой человечности. И именно поэтому он знал, что не может позволить другим, таким же, как он, но не сломленным, как он, продолжать сеять страх и смерть.
Его мать… Её образ преследовал его. Её глаза, полные боли и ужаса, когда она рассказывала ему о той ночи. Её слабость, её страдания, которые он видел, когда луна набирала силу. Он помнил её тихий шёпот, её мольбы, чтобы он был сильным, чтобы он не стал таким же, как тот, кто причинил ей боль. И теперь он был сильным. Слишком сильным.
Первая цель была найдена в заброшенной хижине на окраине деревни. Он почувствовал его запах – запах страха, смешанный с запахом сырой земли и чего-то дикого, животного. Оборотень был молод, ещё не полностью осознавший свою природу, но уже охваченный жаждой. Его глаза горели красным в темноте, а из пасти вырывалось низкое рычание.
Константин не колебался. В его движениях была грация хищника, но в его сердце – холодная решимость. Он не чувствовал жалости, только отвращение к тому, что могло бы стать им самим, если бы он не боролся.
Битва была короткой и жестокой. Звук ломающихся костей, хриплые крики, запах крови – всё это было ему знакомо. Когда всё закончилось, Константин стоял над поверженным телом, его собственные руки были в крови. Но это была не та кровь, что текла в его жилах, не та, что была пролита его предками. Это была кровь тех, кто выбрал путь разрушения.
